«Правило 3,5%»: как незначительное меньшинство может без насилия изменить мир.
Это главное, что нужно знать об эффективности гражданских мирных протестов.
Именно это сегодня пытается реализовать Аблязов, но у него это не получается.
На мой взгляд, основная причина в том, что власти необоснованно вывели его сторонников из правового поля, записав решением суда в экстремисты. Это позволяет полиции и спецслужбам превентивно «отстреливать» активистов и прибегать к массовым задержаниям еще до начала протестных акций. Соответственно основная масса протестно-настроенного населения боится поддерживать эти протестные акции, участие в которых де-юре делает их соучастниками экстремистов, что, несмотря на мирный характер протестов, грозит уголовной ответственностью. Я вижу в этом одну из главных причин того, что Аблязов не может вывести на протесты нужные 3.5%.
Ниже объяснение этого феномена в статье Дэвида Робсона «Правило 3,5%»: как незначительное меньшинство может без насилия изменить мир».
Это может показаться удивительным, но в борьбе с диктатурой или авторитарным правлением мирные протесты вдвое эффективнее, чем любые насильственные действия. Причем решающую роль может сыграть даже довольно незначительное меньшинство населения, несогласное с положением в стране, подчеркивает обозреватель BBC Future. А если доля таких людей перерастает критическую цифру в 3,5%, то их мирный протест практически всегда приводит к переменам в обществе.
Примеров много. В 1986 году миллионы филиппинцев вышли на улицы Манилы с мирным протестом и молитвой (это назвали Революцией народной власти, или Желтой революцией). Авторитарный режим Маркоса пал на четвертый день. В 2003 году народ Грузии сместил Эдуарда Шеварднадзе во время бескровной Революции роз, во время которой протестующие взяли штурмом здание парламента, держа в руках цветы. В начале этого года в результате продолжавшихся долгое время массовых народных протестов и в Судане, и в Алжире были отстранены от должности президенты этих стран, находившиеся у власти десятилетия. В каждом из этих случаев гражданское сопротивление рядовых членов общества победило политическую элиту, добившись радикальных перемен.
Конечно, существует много причин придерживаться именно ненасильственной стратегии. Но убедительные результаты исследования Эрики Ченовет, политолога Гарвардского университета, подтверждают, что мирное гражданское неповиновение — это не только моральный выбор. Это еще и наиболее эффективный способ изменить мировую политику — значительно более эффективный, чем любой другой.
Рассмотрев сотни кампаний протеста XX века, Ченовет пришла к выводу, что ненасильственные с вероятностью в два раза большей достигали своих целей, чем насильственные. Вместе с Марией Стефан, исследователем из ICNC, Ченовет принялась за обзор научных трудов по гражданскому сопротивлению и общественным движениям с 1900 по 2006 год. В основном учитывались попытки сменить правящий режим. Считалось, что то или иное мирное движение привело к успеху, только если ему удавалось полностью достигнуть своих целей. При этом, например, смена режима в результате иностранного военного вмешательства не считалась успехом.
Кампания признавалась насильственной, если происходили похищения людей, взрывы бомб, разрушались объекты инфраструктуры или наносился любой другой физический ущерб людям или собственности.
«Мы старались проверить степень эффективности ненасильственного сопротивления в довольно строгих рамках», — говорит Ченовет. (Настолько строгих, что в анализе Ченовет и Стефан индийское движение за независимость не было признано примером мирных протестов, поскольку решающим фактором посчитали иссякшие военные ресурсы Британии — при том, что, конечно, протесты тоже сыграли огромную роль.)
В итоге исследователи собрали данные о 323 насильственных и ненасильственных кампаниях. Результаты, опубликованные в книге «Почему гражданское сопротивление работает. Стратегическая логика ненасильственного конфликта», оказались поразительными. В целом, ненасильственные кампании протеста были результативными вдвое чаще: они приводили к политическим переменам в 53% случаев по сравнению с 26% насильственных.
Отчасти это результат разницы в количестве участников. Ченовет считает, что мирные кампании с большей долей вероятности приводили к успеху, потому что могли привлечь в свои ряды больше людей из широких слоев населения, что приводило к серьезным сбоям в функционировании общества, парализовало городскую жизнь.
Из 25 самых крупных кампаний протеста, которые они изучили, 20 были мирными и 14 из них привели к безоговорочному успеху. В среднем, ненасильственные протесты привлекали в свои ряды в четыре раз больше участников (200 тысяч), чем средняя кампания с применением насилия (50 тысяч). Например, Революция народной власти на Филиппинах, направленная против режима Маркоса, на своем пике привлекла к участию два миллиона, бразильские протесты 1984-1985 гг. — миллион, Бархатная революция в Чехословакии 1989 года — 500 тысяч граждан.
«Цифры имеют значение для того, чтобы движение набрало силу и стало представлять собой серьезный вызов или угрозу засидевшимся у власти элитам или оккупантам», — отмечает Ченовет. И мирный протест, судя по всему, — лучший способ для движения заручиться широкой поддержкой общества.
Как только в протестах начинает принимать активное участие около 3,5% всего населения страны, успех, по всей видимости, неизбежен. И во время Революции народной власти, и во время Поющей революции в Эстонии (конец 1980-х), и во время Революции роз в Грузии (2003 год) был достигнут этот порог.
«Не было ни одной кампании, которая бы потерпела неудачу после того, как число ее участников на пике достигло 3,5% от всего населения», — подчеркивает Ченовет. Этот феномен она назвала «правилом 3,5%».
Ченовет признается, что поначалу такие результаты ее удивили. Но сейчас она приводит много причин того, почему протесты, не прибегающие к насилию, получают такую поддержку у населения. Наиболее очевидная — насильственные действия отпугивают тех людей, которые ненавидят кровопролитие или боятся его, а те, кто протестует мирно, имеют моральное превосходство.
Ченовет указывает на то, что для участия в мирных протестах меньше физических препятствий. Вам не обязательно быть физически подготовленным или иметь отменное здоровье, чтобы участвовать в забастовке. В то же время насильственные кампании протеста склонны полагаться преимущественно на поддержку молодых людей в хорошей физической форме.
И хотя многие формы мирных протестов тоже несут в себе серьезный риск (вспомним хотя бы реакцию китайских властей на протесты на площади Тяньаньмэнь в 1989 году), по словам Ченовет, ненасильственные акции протеста, как правило, легче обсуждать открыто, что означает: информация об их проведении может достигнуть более широкой аудитории. С другой стороны, движениям, полагающимся на насилие, необходимо оружие, соблюдение конспирации, поэтому до широких слоев населения им сложнее достучаться.
Обретя широкую поддержку населения, мирные кампании протеста с большей долей вероятности привлекают на свою сторону представителей полиции и вооруженных сил — тех самых групп, на которые обычно полагается правительство для сохранения существующего порядка. Во время мирных массовых демонстраций с участием миллионов, представители сил безопасности могут опасаться того, что в рядах протестующих — их родственники и друзья. «Или же они видят огромную толпу и могут прийти к выводу, что пора покинуть борт тонущего корабля», — добавляет Ченовет.
Что касается специфических стратегий, то всеобщие забастовки — «вероятно, наиболее мощное оружие ненасильственного сопротивления». Но они могут дорого обойтись каждому из участников, потому что, в отличие от других форм мирных протестов, не могут быть анонимны. Ченовет приводит в пример бойкоты эры апартеида в Южной Африке, когда многие чернокожие граждане отказывались покупать продукцию компаний, чьи владельцы были белыми. Результат — экономический кризис белой элиты, что стало одной из причин отказа от политики сегрегации в начале 1990-х.
«У мирного сопротивления, особенно когда масштаб его растет, больше вариантов для тех, кто не хочет подвергать себя физической опасности (в сравнении с вооруженным сопротивлением)», — говорит Ченовет.
«Способы ненасильственного сопротивления часто более наглядны, так что людям проще понять, как им участвовать и как координировать свои действия для достижения максимального эффекта».
Конечно, всё это — очень общие закономерности. И несмотря на то, что мирные протесты в два раза более успешны, чем насильственная конфронтация, мирное сопротивление, тем не менее, в 47% случаев тоже терпит поражение. Как подчеркивают Ченовет и Стефан, так порой случается потому, что ненасильственные протесты не набирают достаточной поддержки или достаточной динамики, «чтобы подорвать власть противника и оставаться несгибаемыми перед лицом репрессий».
Но и некоторые достаточно серьезные мирные протесты тоже терпели неудачу — например, протесты против правления коммунистической партии в Восточной Германии (ГДР) в 1950-х, в которых на пике участвовало 400 тысяч человек (около 2% населения), но которые не привели к переменам.
Если судить по данным, собранным Ченовет, успех мирных протестов только тогда кажется гарантированным, когда они достигают порога в 3,5% от населения страны. Но это — непростая задача.
Прочитать оригинал этой статьи на английском языке можно на сайте BBC Future.
