Итогов у случившегося в Казахстане не так много, зато все они драматичны и для нас глобальны. Произошедшее станет «негативной кармой» для института президентства в Казахстане. При всех тактических выигрышах и усилении теперь точно единственного президента все, что произошло с основателем государства, неизбежно означает дискредитацию и десакрализацию президентского поста.
Если первый президент настолько бессюжетно исчезает из нашей политической реальности, то также теперь может произойти и с любым следующим. Президентство было у нас чем-то фундаментальным, от него исходило ощущение масштабности и неизменности. Оно было способно многим внушать почтение и страх. Ничего этого больше нет. Что для Казахстана на самом деле хорошо в исторической перспективе.
Вообще любые «неизменные» реалии отныне становятся для нас сомнительными.
Одновременно существует опасность фактической легализации нашей бесконечной клановости. Сильная «первая позиция» все эти десятилетия служила противовесом центробежным силам национального трайбализма. Сейчас они рискуют остаться неуравновешенными. Для страны, суверенитету которой заданы суровые вопросы, все это, скажем мягко, проблематично.
Под вопрос поставлен и принцип многовекторности, определявший нашу политику и работавший вполне эффективно до самого последнего времени. Теперь внешнеполитическая ситуация склоняет Казахстан к более выраженной пророссийской ориентации, а неизбежное общественное сопротивление — к антироссийской.
Оба этих курса для нашего Национального будущего не полезны. В них мы деградируем, становимся безвольным фантомом чужой воли, теряем субъектность, лишаемся роли честного и непредвзятого геополитического партнера. В плюс к нашей неизжитой вторичности все это цивилизационный тупик, что фундаментальнее любой геополитики.
Следующая проблема — январь породил разнообразные и многочисленные соблазны. Разбитая витрина способна разбудить грабителя в том, кто вчера и подумать не мог сам ее разбить. Оттого произошедшее стало ситуацией испытания на прочность цивилизованности, да и просто личной порядочности.
Но оно же породило героев, организующих отряды самообороны, поддерживающие порядки в городах и противостоящие вооруженным бандитам. Многие рисковали жизнью, но пытались спасти соотечественников от расправы, оказывать медицинскую помощь нуждающимся. Общество показало себя не самым нейтральным образом, процент самоотверженности и сочувствия у нас оказался далеко не на нуле.
И тем не менее. Государство отступило, чем создало соблазн для хищников и мародеров. Государство преуспело и тем создало соблазн уже для самого себя: поставить «на место» гражданское общество. Соблазн простоты, что можно заодно с вооруженным инспирированным мятежом расправиться с любой протестной активностью, с любым несогласием вообще.
И такой соблазн ощутим и диктует сегодня многие образцы риторики и поступков чиновников. Мы видим примеры подобного диктата и в то же время видим готовность общественности, несмотря на естественную растерянность и дезориентацию, противостоять любым попыткам изменить конституционный строй. От кого бы они ни исходили, тем более от тех, кто обязан его защищать.
Подчеркнутая дипломатичность формулировок президента Токаева неизбежно имеет обратную сторону. Переизбыток неопределенности, незавершенности, недоназванности вещей своими именами.
Но для государства определенность всегда относится к категории долга. Есть тактические соображения, связанные с режимом ЧП, с неразглашением тайны расследования. Но такие обстоятельства сиюминутны, народ должен знать правду.
Если произошла иностранная агрессия — то при поддержке каких государств и организаций, какого гражданства были наемники, в чем была ее цель (приход к власти либо дезорганизация существующей власти)?
В чем обвиняют руководство КНБ — в беспечности, соучастии или конечной организации мятежа?
В чем историческая роль первого президента и может ли она быть ограничена констатацией обогащения при нем определенной группы лиц? И это все, что можно сказать о Нурсултане Назарбаеве, и что может сказать он сам?
Таких вопросов намного больше и власть обязана обозначить координаты развития, потому что сами по себе понятия «иностранная агрессия» или «реформы» безадресные и несостоятельные.
Также необходим откровенный разговор о произошедшем, не монолог (сейчас, по сути, нет даже монолога). Умеренная недосказанность объяснится чрезвычайной ситуацией, но не может стать моделью длительного умолчания. Здесь не может быть «некоторого» и «некоторых», все должно быть названо своим именем и расставлено по своим местам.
Включая и гарантии не повторения январской катастрофы. Что это может быть? Настоящая децентрализация, повышение роли местных властей. Областные акиматы должны стать центрами власти, а не посольствами Акорды с нулевыми полномочиями. В том числе и на случай критической ситуации.
Областные акимы должны избираться прямым голосованием, стать подотчетными своим избирателям и перестать быть столичными назначенцами. Тогда они будут в подлинном смысле слова местным самоуправлением.
Здесь нет противоречия с унитарным характером Республики, который можно только однозначно подтвердить как нашу неизменную ценность. Но перераспределение полномочий на места, отказ от избыточной президентской власти неизбежен, если мы хотим дальше видеть наше государство сильным.
В сильных унитарных странах муниципальная власть всегда выборная. И любая власть не имеет права быть другой.
Катастрофа показала уязвимость чрезмерной централизованности, причем не всю. Если бы столица оставалась на юге, последствия бы умножились многократно. Но речь об уязвимости централизации как таковой: она перестает работать в случае любой недееспособности единственного человека (еще одно основание вернуться и к теме вице-президента как гаранта работоспособной равновесной политической системы).
Инициативы 2018 года о расширении полномочий местного самоуправления стали шагом в таком направлении, но просто «проработать вопрос» — уже позавчерашний уровень понимания проблемы, и предполагаемая выборность районных акимов и глав городов областного значения теперь меньше чем полумера.
Уверен, сейчас прорабатывать следует вопросы уже более высокого уровня. Например, о возможности формирования верхней палаты парламента по германскому принципу (представительство глав регионов). Так было изначально и в современной России, во многих странах подобный принцип оправдал себя и способствовал формированию политической активности на местах. Лидерских партий, авторитетных и облеченных доверием населения региональных лидеров нам критически не хватало в начале 2022…
Еще одна инициатива, которая может оказаться актуальной — создание в Казахстане муниципальной полиции. Это действенный элемент расширения прав регионов, повышения их ответственности и эффективности. И для стабилизации обстановки в подобных случаях муниципальная полиция выглядит несравнимо более качественным решением, чем армия (исполнение которой полицейских функций принципиально неверно).
За разговорами о стабильности любой ценой, которая всегда в итоге означает одно — бессилие, потерю ориентиров, остались в тени все попытки хотя бы классифицировать и внятно интерпретировать идейные угрозы в сфере религиозной безопасности Казахстана.
Мы (экспертный центр «Национальной стратегии») неоднократно говорили, что эта тема в случае социальных и политических катаклизмов будет ключевой. Но государство самоустранилось от проблемы религиозной безопасности, никак не обозначило в ней ни официальных приоритетов, ни стратегии, ни реальных уполномоченных структур. Итог очевиден, и он мог быть еще трагичнее, если бы все не вышло настолько спонтанно.
Подобные структуры по определению готовятся к нанесению более тотального удара. И наша (экспертного центра «Национальной стратегии») активность оставалась без внимания, несмотря на неоднократные выступления и предостережения, что государство не контролирует ситуацию, не разбирается в ней. А в вопросах религиозной безопасности требуется оставлять инициативу за собой. Иные варианты — варианты капитуляции.
Шокирующим обстоятельством стала не только массовая террористическая активность в южной столице, но и обстоятельства, при которых Казахстан обратился за иностранной помощью. Ввод войск ОДКБ в обществе был воспринят скорее в диапазоне от настороженности до недоверия. И настороженность здесь неизбежна: государство, имеющее в своем распоряжении такие объемы силовых ведомств, фактически призналось в их неэффективности для установления контроля над ситуацией.
Очевидно, что это понятно и самой власти, судя по оперативному решению вопроса о сроках иностранной военной экспедиции. А также по пониманию, что иностранцев невозможно привлекать к проведению собственно полицейских мероприятий.
В результате миротворческая акция не вышла за пределы заявленных полномочий, что на фоне стратегической проблемы уже очевидный тактический успех, несколько корректирующий ситуацию в пользу государственности. И разумеется, сама ситуация не была бы столь сложной, если бы нам не пришлось оказаться первой страной ОДКБ, просящей о помощи.
В сухом остатке в ситуации с миссией ОДКБ как власть, так и наши союзники повели себя ответственно. И дело не только в скептиках, ожидавших, что миссия не покинет страну. Дело также в ответе некоторым неказахстанским политикам и публицистам, настроенным на тот же вариант и громогласно рассуждавшим о наследии империи и зонах влияния. Была заявлена и такая позиция: казахи обязаны расплатиться за помощь, в частности, отменить реформу алфавита, изменить государственную политику в области языков и так далее.
То, что такая недружественная риторика не стала официальной позицией Москвы, само по себе геополитический успех. В те дни важна была и скорость, с которой решение реализовалось. Благодарность, высказанная нашим союзникам, естественна и закономерна.
Однако в основе все обстоит принципиально сложнее: Казахстану никто не оказывал услугу, никто не принимал решения его спасать или не спасать. Соответственно, оттого неверна и постановка вопроса про «расплатиться». Миссия ОДКБ не чья-то добрая воля, она прямая обязанность организации, прописанная в ее уставе в случае агрессии против государства-участника и соответствующего обращения его властей. Обращение Казахстана было необходимой формальностью, а не поводом для геополитического бизнеса. Для того договор и заключался.
Так и оказание миротворческой помощи не вопрос, который ОДКБ решает в положительном или отрицательном ключе: принятие решения, которое подписал Никола Пашинян, такая же необходимая формальность:
«Совет коллективной безопасности ОДКБ в соответствии со статьей 4 Договора о коллективной безопасности принял решение направить Коллективные миротворческие силы ОДКБ в Республики Казахстан на ограниченный по времени период с целью стабилизации и нормализации обстановки в этой стране».
Необходимо чувствовать разницу между исполнением долга и стихийным человеколюбием. Не принято же благодарить взявшего кредит в банке за то, что он своевременно выплачивает ежемесячные отчисления. Это правильно, но само по себе не выходит за границы нормальности.
В защиту власти можно сказать (и формально это верно), что в системе безопасности страны ее международные договоры имеют такое же значение, как и внутренние силовые структуры. И теоретически использование международных институтов не менее правомерно, чем использование собственной армии и полиции. Стоит благодарить за своевременную поддержку. Исполнение долга — обязательство чести. Мы должны вести себя так же, если помощь потребуется от нас. Но Казахстан в силу данных обстоятельств никому ничего не должен.
И самое главное. Сейчас, после самых грозных предостережений последних дней нам надо научиться слышать друг друга, а не использовать сложившееся положение для сведения счетов и возвышения одних группировок за счет других или в целом политиков за счет нации.
Преодолевать весь черный негатив произошедшего может только единая нация, в противном случае ее раскол становится необратимым. И конкретными формами согласия должны озаботиться политики различных лагерей. Сейчас пред нами стоят три исторических задания.
Первое — скорбь и память обо всех невинно погибших соотечественниках. Независимо от того, демонстранты они или силовики. Никогда более казах не должен поднимать руку на казаха.
Второе — поиск всех невиновных, ставших жертвами преследований. В любой стране в подобной ситуации число таких невиновных всегда значительно. И полноценное разбирательство, поименное название и наказание всех виновных в попытке раскола нации. Если необходимо привлечение к расследованию международных инстанций, то, значит, так и поступить.
Третье — скорейшее завершение режима ЧП и проведение честных выборов в Мажилис: перемены в стране должны начаться с перевернутой страницы, с прихода новых людей в представительные органы власти. Честные выборы сегодня могут стать паролем для казахского будущего.
