Эпидемия коронавируса взорвала и перевернула информационное пространство. На какое-то время проблема сохранения здоровья – своего и своих близких – вышла на первый план. Все решения и действия властей рассматриваются сквозь призму целесообразности, а не соблюдения законности. Страх общества перед опасным заболеванием создает идеальные условия для злоупотреблений.
И речь здесь идет вовсе не о ситуации с раздачей пресловутых 42 500 тенге. Даже если единовременная помощь будет оказана всем шести миллионам, подавшим заявления, то и тогда бюджетные обязательства государства ограничатся несколькими сотнями миллиардов тенге. Мне уже приходилось писать, что эти деньги лишь мизерная часть от тех триллионных ассигнований на финансирование различных программ, которые теперь бесконтрольно пройдут через руки отдельных чиновников и олигархов под прикрытием режима чрезвычайного положения.
Сегодня за пределами общественного внимания оказались подписанные президентом Касым-Жомартом Токаевым чрезвычайные указы, не только открывшие благоприятные возможности для бюджетного мародерства, но и создавшие серьезный прецедент нарушения норм права и Конституции.
Звучит банально, но любую трату средств налогоплательщиков нужно утверждать в законе о республиканском бюджете: все расходы должны найти свое отражение в его статьях. Независимо от целей, на которые они предназначены, а также санитарно-эпидемиологической ситуации в стране и мире. В этот закон при необходимости можно вносить изменения, но это исключительное право депутатов парламента. Ими же определяются виды и размеры налогов.
В современной истории страны был короткий период (в 1995 году), когда полномочиями принятия указов, имеющих силу закона, был наделен Нурсултан Назарбаев в бытность его президентом, однако такая возможность была исключена из ст. 45 Конституции три года назад.
В наши дни Токаев, видимо, припомнил авторитарные практики своего предшественника. Вслед за введением чрезвычайного положения он подписал ряд указов, подготовленных, судя по всему, не очень квалифицированными аппаратчиками, но заменяющие собой законы.
Например, согласно указу №286 с внешне благовидным названием «О мерах по обеспечению социально-экономической стабильности» действующий президент наделил себя полномочиями определять «механизм государственного управления в Республики Казахстан» и принимать акты, «предусматривающие иной порядок регулирования в социально-экономической сфере».
В последнее определение включен широкий спектр важнейших правовых отношений, касающихся всех граждан: «налогообложение и использование государственного бюджета», «организация управления государственной собственностью», «осуществление государственных закупок», «финансовых рынков и финансовых организаций» и прочих вопросов, относящихся к совместной компетенции Мажилиса и Сената. Более того, указом № 287 «О дальнейших мерах по стабилизации экономики» президент передал прерогативы законодателей на уровень кабинета министров.
Правда, в 286-м указе есть особая оговорка. Правительству поручается представить на рассмотрение Мажилиса «проект закона, предусматривающий внесение изменений и дополнений в законодательные акты, направленные на реализацию настоящего Указа». В переводе с бюрократического языка это означает, что премьер-министру поручается как-то узаконить всю эту поспешную узурпацию власти. Однако, спустя месяц, ни о каких законопроектах такого рода мы не слышали.
Зато 8 апреля был подписан еще один президентский указ — №299 «Об уточненном республиканском бюджете на 2020 год», который введен в действие (!!!) с 1 января. Таким образом, закон о республиканском бюджете, принятый Парламентом Казахстана 4 декабря 2019 года, был изменен посредством подзаконного акта – указа президента. Задним числом Токаев внес существенные изменения как в расходную, так и доходную части бюджета, включая трансферты из Национального фонда.
Здесь уместно сделать пояснение. Согласно законодательству, президент вправе сформировать чрезвычайный бюджет в период чрезвычайного или военного положения. При этом действие закона о республиканском бюджете приостанавливается. После окончания ЧП парламент (а не президент!) принимает закон об уточненном бюджете с учетом чрезвычайных расходов.
Подчеркну особо – никакие обстоятельства не давали президенту Токаеву права лишать законодательные палаты их конституционных полномочий. Даже по закону о чрезвычайном положении парламент не может быть распущен. И он продолжал работать все это время, несмотря на все карантинные мероприятия.
Почему президент Токаев не обратился к депутатам, а предпочел узурпировать их права? Испугался неудобных вопросов? Не захотел делиться будущей славой победителя атипичной пневмонии? Не пожелал обращаться к лидеру правящей партии, от которого зависела позиция большинства депутатов?
Каков бы ни был ответ, у принятых решений должны быть правовые последствия. Прогнозировать их на данный момент сложно, да и политических скандалов на уровне конституционного кризиса у нас пока еще не наблюдалось.
19 марта на приеме у президента побывал Генеральный прокурор Гизат Нурдаулетов и «представил отчет о состоянии законности и правопорядка в стране». Не знаю, входили ли в его обзор последние президентские указы. В любом случае опротестовать их Нурдаулетов не посмел. Но уповать на то, что грубое попрание законов никто не заметит, по меньшей мере, наивно.
И тут пора обратить внимание на прелюбопытную новость.
Как мы знаем из сообщения пресс-службы Конституционного Совета, 15 апреля 2020 года он принял к конституционному производству обращение председателя Сената Дариги Назарбаевой «о даче официального толкования пункта 3 статьи 61 Конституции Республики Казахстан»: «В обращении ставятся вопросы, касающиеся нормотворческого процесса, в частности, разграничения предмета регулирования законов и подзаконных нормативных правовых актов».
Если это то, о чем я подумал, то в ближайший месяц мы станем свидетелями небывалого события: в Конституционном Совете будет рассматриваться законность указов действующего президента и/или постановлений действующего кабинета министров. Уже само это говорит о том, что вердикт Совета может оказаться еще более неожиданным.
