Помним Жанаозен. «Их раздевали, били, таскали за волосы…»

Семья погибшего 51-летнего Базарбая Кенжебаева живет в селе Кызыл Сай — это минут двадцать езды от Жанаозена.

Снимает дом, в семье четверо детей. Асем — старшая. Этой хрупкой, небольшого роста девушке на вид не больше 18-ти. В подвалах ГУВД Асем побывала 16 декабря: ее задержали в 20.00, когда они с братом искали по городу отца.

Почти седая 51-летняя жена Базарбая Телектес Кематбаева, Асем и младшая дочь 20-летняя Жадыра (16 декабря она рожала в жанаозенском роддоме) вспоминают трагические события 16 декабря, едва сдерживая слезы и гнев.

— Мой муж никакого отношения к забастовке не имел, работал тут, в селе, механиком, — рассказала Телектес — В тот день наша Жадыра родила вторую дочь, мы с Базарбаем поехали в город, взяли с собой внука: у нас был праздник. После роддома, переговорив с дочерью, вышли на улицу. Сначала ничего не поняли: крик, шум, идет стрельба, рядом горит какое-то здание, бежит толпа людей. Мы оказались среди них, я схватила внука и побежала куда-то, мой муж тоже побежал. Мы потерялись. Я с ребенком вернулась домой, а муж остался там.

Асем говорит, что только сейчас начинает приходить в себя. То, что произошло с ней 16 декабря, помнит практически по минутам.

— Нас с братом поймали возле роддома, брат смог убежать, — рассказала нам девушка. — До этого мы весь день искали отца. В морг решили не заходить, потому, что там было темно. И мы подумали: сходим туда завтра. В городе все еще шли драки, были слышны выстрелы, но нам до этого не было дела: мы просто икали своего отца. Потом зашли в больницу, в девять вечера пошли в ГУВД, нас туда не пустили. Потом вернулись в больницу, тогда меня и задержали. Это было около десяти вечера.

Меня не просто туда вели — по дороге били, пинали. Тогда я увидела: всех везут туда — и детей, и женщин, и девушек, и мужчин. Я слышала их крики, там было много людей…

Говорят, погибли только 16 человек. Я в это не верю. Мой отец, когда мы его нашли и он еще был жив, рассказал, как умер молодой парень. Он сидел рядом с ним в подвале, на полу и положил ему голову на плечо. У него от побоев кровь шла изо рта и носа. Он так и умер на плече моего отца. Потом его тело унесли на носилках. Отец нам рассказал, что примерно каждый час уносили людей на носилках. И омоновцы менялись каждый час и заново начинали бить людей.

Когда меня привели в подвал, я увидела около семи взрослых женщин и девушек. Они были раздеты до трусов. Взрослые женщины, прикрывая друг друга, стояли рядом со мной, девушки сидели на корточках, закрывая грудь руками вот так (Асем складывает крест-накрест руки на груди — авт.). Они дрожали от холода.

— Асем, в Жанаозене говорят, что в ГУВД насиловали женщин. Ты была этому свидетелем?

— Я своими глазами не видела, как их насиловали. Но могу сказать, что их по одной уводили куда-то, таская за волосы по полу. Одна девушка, когда меня уводили к следователю на допрос, кричала: «Мои волосы, отпустите меня, не делайте так со мной!». Другую девушку вернули, бросив как тряпку на пол. Я не знаю, для чего их куда-то уводили и почему так жестоко обращались. Если им нужно было их просто допросить, то можно было, как меня, привести к следователю и задать вопросы.

Когда я потом вышла на работу, мне рассказали, что в микрорайоне № 5 повесилась девушка: ее изнасиловали в ГУВД.

Я вот думаю, где все эти женщины, девушки, которых я видела в ту ночь в подвале? Они словно исчезли. Их даже нет в списках. Сейчас здесь многих людей не могут найти…

Потом меня вывели наверх и допрашивали минут тридцать.

— О чем спрашивал следователь?

— Куда я ходила, откуда шла. Может, я была на площади, может, в «Сулпаке», была ли я возле гостиницы «Аурана». Я ответила, что искала отца в больнице. В тот день нас отпустили с работы, сказали, что началась забастовка. Посадили в «газель» и увезли в поселок Тенге.

После допроса меня выставили в коридор, там я простояла до четырех утра. Перед моими глазами кого-то приводили, кого-то уводили: из подвала наверх, потом вниз. Все полуголые. Кого-то тащили за волосы, кого-то пинали, били. Маленькие дети сильно кричали. На меня матом кричал какой-то Алмат или Алмаз: «Я знаю, ты совершила ограбление, поэтому ты была на улице!». Я ему не сказала ни слова. Меня не насиловали, надо мной не надругались, если только не считать, что пинали и били.

От этого ада Асем спасла решительность. Она рассказала, что выбраться из здания ГУВД ей помог полицейский, который отдавал всем приказы.

— Его зовут Аман Дасаканов, — рассказала девушка. — Я ему говорила: «Ага, я искала своего отца, я боюсь здесь находиться, отпустите меня». Он не обращал на меня внимания. Я все равно стучала в дверь его кабинета, умоляла, он меня выгонял, а когда в очередной раз вышел из кабинета, я бросилась на колени. Тогда он сказал: «Убирайся отсюда быстрее». От радости не помню, как выбежала на улицу, домой пришла под утро. Когда пошла туда во второй раз, в ГУВД все было белым-бело, чисто-пречисто. Как будто там ничего и не было.

Тут же Асем решительно добавила: «От Амана Досаканова, я жду ответа на вопрос, кто убил моего отца. Это человек знает все. Он меня освободил, ему за это большое спасибо. Но он должен ответить на эти вопросы».

…Отец Асем Базарбай вернулся домой только ночью 18 декабря. Через два дня он скончался.

— Он был весь в крови, мокрый, в грязи, хотя в тот день не было дождя, — вспоминает вдова Телектес. — Рубашка на нем была вся в крови, ее забрали следователи, а нам сказали: проверим его ли кровь? Вся голова в гематомах, лицо разбито, низ живота опухший: сильно отбиты половые органы. В этом состоянии его видела журналистка «Новой газеты» Елена Костюченко из Москвы. Она нам звонила и сказала: если нужен свидетель, она приедет. Мы его переодели, постарались накормить, но он не смог есть, только выпил чашку чая. Умер в больнице — разрыв кишечника.

Сейчас семью погибшего Базарбая Кенжебаева пытаются убедить в том, что их отца и мужа не избивали зверски в застенках жанаозенского ГУВД. Туда он, якобы, не поступал, а избит был на улице. Женщины уверены, что виновные в гибели забитых до смерти людей, смогут откупиться: «У них денег много, они не такие нищие люди как мы. Мой муж был нашим единственным кормильцем. Даже этот дом мы арендуем, это дом нашего родственника и он выставлен на продажу. Если придут покупатели, мы останемся на улице, куда мы пойдём — не знаем».

— Я рада, что поймали начальника этого подвала, — говорит Телектес Кематбаева. — Мы ведь тут не знаем, как добиться справедливости, не знаем законов. И нас еще пытаются подкупить одним миллионом тенге. Неужели государство считает, что может заткнуть рот людям, раздав каждому по миллиону?! Разве есть такая сумма, которая стоила бы жизни человека?

Эта статья была опубликована в «Республике» 1 февраля 2012 года.

Больше про Жанаозен на видео youtube.com/c/kzmedia2019.