Когда я вспоминаю начальный период службы в Отаре, то в голову сразу приходит момент президентских выборов 2019 года. И, естественно, как и любому служившему солдату, – день присяги.
Выборы 2019 года проходили на фоне акций протеста, однако мы о них почти ничего не знали.
— Проходят многочисленные митинги. Говорю, чтобы вы знали, что происходит сейчас в стране, — взвод замер, с тревогой ожидая подробностей от командира, но он больше ничего не рассказал.
Новости почти не доходили до нас. Мы узнавали что-то только во время телефонных переговоров в воскресенье. Они длились час, и это была единственная возможность узнать больше о том, что происходит в стране и мире.
— Толымбеков, прикинь, моего брата повязали менты на улице, когда он просто проходил мимо. Родители его искали долго. И оказалось, что его повезли в Караганду, — рассказал мне сослуживец из Астаны.
Все новости, связанные с митингами, политикой и оппозицией сослуживцы в первую очередь рассказывали мне. Это было хорошо, так как у меня более отчетливо рисовалась картина происходящих событий. Но было непривычно, ведь я не мог смотреть видео, читать статьи и вообще узнавать о событиях из Сети.
Однажды меня в кабинет вызвал командир батареи.
— Курсант Толымбеков, позвонила твоя мама и сказала, что ты ей не позвонил, она беспокоится. Почему ты ей не позвонил? Время тебе дали, телефон дали, — строго спросил он.
Я не знал, что ответить, мне было стыдно. Я больше переживал о событиях в стране, чем о родителях, поэтому, в первую очередь, звонил друзьям, чтобы они мне всё рассказывали. До меня почему-то только тогда дошло, что так делать неправильно, ведь за меня беспокоятся.
— Сейчас же ей позвони, – сказал комбат и дал свой телефон.
Вначале у меня не было телефона. По правилам солдатам можно пользоваться только самыми примитивными. Когда меня забрали в армию, родители с друзьями передали такой телефон, но он оказался с камерой. Офицеры посмотрели на него, указали на камеру и запретили им пользоваться. Но у остальных солдат почему-то были телефоны с камерой.
Комбат всегда присутствовал при моих разговорах по телефону. Как-то я увидел, что в телефоне, который он мне дает, установлено приложение для записи разговоров. Я особо не переживал из-за этого, ведь ничего незаконного я не говорил.
Сейчас смешно вспоминать — военные изучали меня, а я их. Не часто получается так, что в подчинении находится оппозиционер, за которым следят. Если бы что-то случилось со мной, в первую очередь, полетели бы головы моих командиров.
По телевизору крутили предвыборную рекламу кандидатов в президенты Казахстана, их пресс-конференции, встречи с народом. Частенько были передачи с экспертами, которые серьёзно обсуждали предвыборную гонку. Но почему-то нигде не показывали омоновцев, перекрытые улицы, задержанных активистов и вообще о протестах не было речи.
В воспитательных беседах солдатам разъясняли о выборах и об участии в них военнослужащих.
— Кто может рассказать о кандидатах? – спросил замполит.
В ответ — тишина. Никто из 80 солдат не знал, что из себя представляют кандидаты в президенты Казахстана. Кто-то начал шептаться о Косанове.
— Ладно, – сказал замполит и начал о каждом кандидате читать с бумажки.
Командир батареи как-то тоже разъяснял про выборы. Он всем рассказывал о важности участия в выборах, и что каждому гражданину необходимо быть политизированным. Он добавил, что не скажет, за кого он будет голосовать, потому что не хочет ни за кого агитировать.
День выборов
На избирательный участок мы ходили еще за день до выборов для того, чтобы потренироваться и понять как голосовать. Для многих солдат это были первые выборы в жизни, ведь совершеннолетними они стали совсем недавно. Избирательный участок находился в соседней части, в здании культурно-досугового центра.
— Запоминайте свои номера! – и сержанты начали читать каждому индивидуальные номера для голосования.
Мы потренировались голосовать и вернулись в казармы.
На следующий день, 9 июня, нашей батарее пришлось встать в 5 утра — мы голосовали первыми. В парадной форме нас повели в соседнюю часть. Но здание еще было закрыто, ждали полчаса.
Голосование прошло организованно, по-военному. Мы были похожи на муравьев. Солдаты встали один за другим и цепочка протянулась до места построения подразделения. Если бы военные хотели заставить солдат голосовать по несколько раз, наблюдателям было бы тяжело уличить обман. Ведь в форме мы выглядели одинаково.
Когда дошла моя очередь, я в бюллетени написал «все кандидаты подставные» и напротив каждого поставил галочки.
После голосования мы вернулись в казарму. По дороге шепотом спрашивали друг у друга о том, кто за кого голосовал.
— Я хотел проголосовать за Косанова, но когда зашел в будку, мне стало страшно и я проголосовал за Токаева, — признался один.
Но по опросам выяснилось, что значительная часть проголосовала за Косанова, некоторые за Еспаеву, немало за Токаева. Мне было интересно, почему мои аполитичные сослуживцы голосовали за Косанова. Когда я их спрашивал, они не могли обосновать свою позицию, но говорили о необходимости перемен.
В тот день был бой Головкина и Роллза и нам разрешили его посмотреть по телевизору.
— Это вам в подарок за то, что встали рано, – сказал зампобою школы.
Я тогда впервые смотрел бой Головкина. А то, что происходило в тот момент на улицах страны, мы догадывались, но не могли представить масштабов.
После обеда было время телефонных переговоров, и я начал звонить по всем контактам. Единственная, кто взял трубку, была Татьяна Чернобиль, которая как раз направлялась в сторону РОВД, где стояли ояновцы и требовали освободить задержанных. Мне рассказали о происходящем. Было очень тревожно за друзей, и я испытывал отчаяние от осознания своей беспомощности.
Присяга
— От бордюра до дальнего забора расположились вражеские силы. Уничтожить, – дал приказ командир взвода.
Нашим оружием были серпы, а вражескими силами была полынь. Приближалась дата принятия присяги и поэтому нужно было облагородить территорию части. Некоторым солдатам дали кисти и краску и они красили бордюры.
В каждом взводе всегда назначают старшего из солдат. Он же первый помощник командира взвода, у которого есть заместитель в лице сержанта, но всё же среди солдат нужен старший, кто всегда находится среди них и может докладывать о проблемах и настроениях. Ну и, конечно же, управлять…
А на плацу с утра до вечера шли тренировки к присяге. Солдаты маршировали, читали текст присяги. Для показательных выступлений по рукопашному бою отобрали кандидатов и мастеров спорта. Некоторые подразделения тренировались строевым приемам с оружием. Нам повезло — мы представлений не устраивали, поэтому нас тренировали маршировать и петь патриотические песни.
— Что ты улыбаешься? Если кто-то улыбается, значит, разговаривает. Если он разговаривает, то нарушает дисциплину. А за нарушение дисциплины надо наказывать, — так сержант батареи нас тренировал к присяге.
Мы с утра до вечера шагали по плацу, пели песни. Нам говорили, что присяга это святой ритуал, каждый военнослужащий помнит дату своей присяги. К тому же, приедут родители.
— Твои родители будут стоять прямо здесь, перед тобой. Они будут смотреть на тебя и говорить, какой же мой сын д*лб*ёб, — «вдохновлял» нас сержант.
Так мы прошагали неделю. За два дня до присяги провели генеральную репетицию, где с трибуны нас оценивал командир части. Он всех похвалил, и сказал, что мы хорошо подготовились за такой короткий срок. Поблагодарил за работу сержанта части.
За день до присяги нас повели в баню. Баней в армии называют тускло освещаемое помещение с трубами, откуда течет вода. Этакий общий душ. Туда сразу заводят всю батарею — 80-100 человек. Так как нам запрещалось ходить в магазин, и пользоваться своими вещами, то пришлось мыться только мылом и мочалкой от государства.
В казарме всем выдали по аксельбанту, распределили белые перчатки. Часть солдат подшивала свои формы. Ожидалось, что родители зайдут в казарму, поэтому другая часть солдат ее убирала, в том числе и я.
— Курсант Толымбеков! — выкрикнули мое имя.
В этот момент я драил полы щёткой. По команде побежал и увидел командира части в сопровождении командира батареи и командира дивизиона (начальника школы). Рапортовать я еще толком не умел, да и на мои попытки особо не обратили внимание, со мной просто поздоровались и пошли в ленкомнату.
Командир части попросил меня закрыть дверь и сесть на стул напротив него. Мы с ним остались наедине.
— Как дела? — спросил он.
— Всё хорошо, — ответил я.
— Как служба? Есть проблемы?
— Нет, служу как и все остальные, всё нормально.
— Что скажешь по выборам?
— Нууу, изначально было понятно, что Токаев победит, так как…
— Нет, я не про это, я тебя спрашиваю про то, как они прошли здесь, когда вы пошли в 12-ю бригаду.
— Ааа, ну вроде нормально, я ничего незаконного не заметил.
— Да, там к тому же были независимые наблюдатели.
— Ого.
— Завтра кто к тебе приедет?
— Родители приедут, друзья…
— Сколько их?
— Не знаю, они вроде автобус арендуют.
— Журналисты среди них будут?
— Наверное.
— Так, скажу сразу, интервью я не буду давать, если есть какие-либо вопросы пусть звонят по телефону…
— Так точно.
Улыбаясь, мы вышли из кабинета и заканчивали беседу, обсуждая мои планы поступления в университет. Мы попрощались на доброй ноте.
В тот же день из нашей батареи вызвали всех павлодарских и куда-то повели. Оказалось, что солдат из Павлодара не хочет принимать присягу, поэтому позвали всех его земляков, чтобы они убедили его присягнуть Родине. Но отказник был настойчив. Павлодарские вернулись в расположение в плохом настроении — им запретили увольнения.
Но утром в день присяги настроение у всех было приподнятым. Не терпелось увидеть родителей, друзей.
После завтрака всем раздали по автомату и повели на плац строиться. Было еще 9 утра, до начала мероприятия оставалось 2 часа. Под палящим июньским солнцем стоять на плацу было такое себе удовольствие, пот по телу лился рекой, а ноги в берцах были как в аду. Командир взвода тем временем давал последние перед присягой наставления:
— Сейчас будут приходить родители, и если вы увидите их, запрещаю вам махать им или же кричать. Вы уже военные, поэтому держите себя в руках.
Когда начали пускать гражданских, все солдаты смотрели в их сторону, ища знакомые лица. Сослуживец улыбаясь, помахал рукой в сторону толпы. В его лице не осталось ничего от военной суровости, он был счастлив, как ребёнок. Командир взвода сделал ему замечание.
Начался ритуал с выносом боевого знамени, выступлением командира части. И, наконец, позвали солдат для принятия присяги. Неожиданно выкрикнули мою фамилию. Я вышел из строя, подошел к командиру, взял буклет, повернулся ко взводу:
— Мен, Қазақстан Республикасының азаматы Толымбеков Бейбарыс Жұмағалиұлы.., — и прочитал весь текст присяги. Нам говорили читать только первый и последний абзацы, но я решил, что будет неправильно полуприсягнуть. Да и текст мы заучивали полностью.
Кстати, есть хорошая фотография с присяги, сделанная одним из командиров взводов нашей батареи.
Затем я повернулся к командиру взвода и подписал документ, пожал руку командиру, а в ответ на его поздравление взял под козырек и прокричал: «Қазақстан Республикасына қызмет етемін!».
После того, как все закончили присягать, мы прошагали по плацу под звуки оркестра и пошли сдавать оружие. В этой суматохе к нам подошла женщина с замполитом батареи, и попросила у комбата, чтобы он разрешил мне дать ей интервью. Я не услышал, что ответил комбат, но услышал её реплику: «Мне разрешил ваш начальник штаба».
Она быстро взяла интервью у меня и у моего сослуживца Аркадия. Спустя год прочитал его, и узнал, что, оказывается, я был очень рад присяге и Аркадий тоже, несмотря на его аллергию (это не так).
Так мы приняли присягу и началась полноценная служба в армии, о которой расскажу в следующих статьях.
