Практически каждое (особенно политическое) уголовное дело в Казахстане сейчас сопровождается взятием подписки о неразглашении тайны следствия, которую следственные органы берут и с подозреваемых, и со свидетелей (с правом защиты), и с адвокатов. При этом полиция утверждает, что действует в рамках закона. Адвокаты оспаривают эти решения в судах. А правозащитники бьют тревогу, называя принуждение к подписке формой давления.
Кто из них прав?
И как вести себя, если ты оказался в такой ситуации?
Мы попытались в этом разобраться.
В Казахстане с введением режима ЧП стало стремительно расти число дел, возбуждаемых по статье 274 УК РК «Распространение заведомо ложной информации». Самым громким стало дело против гражданского активиста Альнура Ильяшева, которому вменяют в вину «распространение ложной информации в период ЧП». Суд санкционировал его арест на два месяца. При этом и с Альнура Ильяшева, и с его адвоката Нурлана Рахманова следователи взяли подписку о неразглашении материалов следствия.
«Да, и он (Альнур Ильяшев – ред.) и я были вынуждены дать эти подписки. Почему? Иначе у нас не было бы возможности просто посмотреть отдельные документы», — так пояснил нам ситуацию Нурлан Рахманов.
Еще свежий пример. Против журналиста из Шымкента Зауре Мирзаходжаевой возбуждено уголовное дело по статье 274 части 2, пункт 2 УК РК («Распространение заведомо ложной информации»). Ее вызывал следователь 23-24 апреля 2020 года, после чего в своем посте в «Фейсбуке» она сообщила, что с нее взяли подписку о неразглашении материалов следствия. Зауре призналась, что долго сопротивлялась давлению следователей, но в итоге сдалась и подписала документ о неразглашении.
«Подписку дала, потому что на тот момент я толком не знала, что могу отказаться от этого. В райотделе была такая психологическая обстановка, что мне показалось, отказ от подписки усугубит мое положение. Психологически было очень тяжело!», — рассказала нам Зауре.
Могла ли Зауре не давать подписку о неразглашении? На этот вопрос нам ответил ее адвокат Шакиржан Махаматалиев
«Легко судить, если не на передовой и психологически не чувствуешь давления следователя, а адвоката рядом нет. Конечно, этот вопрос вызывает сомнения и массу обсуждений в интернете, в частности, в «Фейсбуке». Причем настолько бурных, что, как мне известно, один из депутатов мажилиса собрал информацию и напрямую обратился в Генеральную прокуратуру, чтобы там дали соответствующие разъяснения (в каких случаях нужно брать подписку о неразглашении, а в каких – нет). Теперь мы ждем ответ».
По мнению адвоката, очевидно, что, соглашаясь подписать этот документ, Зауре чувствовала психологический дискомфорт. У нее дома полиция провела обыск, изъяли технику, вызвали к следователю явно не за раздачей «пряников».
«Существует принцип равенства сторон, это когда сторона «А» и сторона «В» на равных проходят разбирательство дела. А у нас следователь — сторона «А», диктует правила, при этом ограничивая адвокатов – сторону «В», образно говоря, затыкая нам рот. В итоге нам сложно оказать своему подзащитному максимальное содействие, выстроить эффективную линию защиты», — считает Шакиржан Махаматалиев.
Почему мы привели в качестве примера эти два дела?
Закон говорит о том, что «лицо, осуществляющее досудебное расследование, предупреждает защитника, свидетелей, потерпевшего, гражданского истца, гражданского ответчика или их представителей, эксперта, специалиста, переводчика, понятых и других лиц, присутствующих при производстве следственных действий, о недопустимости разглашения без его разрешения имеющихся в деле сведений, о чем от указанных лиц отбирается подписка с предупреждением об ответственности». То есть в этом перечне лиц нет подозреваемых, обвиняемых или свидетелей с правом защиты. Однако появилась практика и с них брать подписку о неразглашении.
Из разговоров с теми, кому пришлось сталкиваться с необходимостью подписать такого рода документ, нам стало очевидно, что в законодательстве нет ясности по этому вопросу. Поэтому мы обратились за разъяснениями к адвокату Джохару Утебекову и правозащитнику Евгению Жовтису.
Сразу скажем, что оба юриста сошлись во мнении, что данная норма закона, как бы странно это ни звучало, нарушает закон.
Напомним, что в законодательстве Казахстана норма о неразглашении тайны следствия предусмотрена в трех статьях: 1) статья 201 Уголовно-процессуального Кодекса РК «Недопустимость разглашения данных досудебного расследования», 2) статья 47 Уголовно-процессуального Кодекса РК «Сохранение конфиденциальности», 3) статья 423 Уголовного кодекса РК «Разглашение данных досудебного производства или закрытого судебного разбирательства».
Адвокат Джохар Утебеков в комментарии нашему изданию отметил, что «статья 201 Уголовно-процессуального кодекса, выбивается из контекста УПК. К ней масса вопросов как у теоретиков права, так и у практиков.
«Первоочередная священная обязанность адвоката — принять все предусмотренные законом меры для того, чтобы добиться улучшения позиций подзащитного. И порой одна из наиболее важных — это обращение к общественности, предание гласности общественно значимой информации. Например, о нарушении прав подзащитного. И что я должен делать, если заметил незаконные действия следователя, но нахожусь под подпиской о неразглашении? Молчать?», — задается вопросом Джохар Утебеков.
Но данная норма нарушает не только права людей, но и препятствует адвокатской деятельности:
«Дело в том, что в ходе работы адвокатам приходится делиться данными досудебного расследования. Например, сегодня мне нужно позвонить бухгалтеру, чтобы заказать у него рецензию на экономическое заключение, которое получил следователь у специалиста. А в законе говорится, что могу предать гласности данные досудебного расследования только с разрешения прокурора. И если бы я дал по этому делу подписку о неразглашении, то смог бы обратиться к бухгалтеру только через прокурора. А если он мне откажет, я не смогу заказать рецензию или экспертизу? Ничего подобного. У адвоката есть право назначать экспертизу. Однако норма о неразглашении не содержит никаких исключений, поэтому возникает вопрос о квалификации законодателей, которые ее разрабатывали».
Адвокат также обратил внимание на то, что у правоохранительных органов очень выборочный подход к соблюдению тайны следствия. По его мнению, когда им нужно, они рассказывают о деле, даже если с других его участников взяли подписки о неразглашении.
«Вспомните дело Муратхана Токмади. С меня потребовали подписку о неразглашении, а когда отказался ее дать, прокуратура города Алматы отстранила от дела. При этом представители правоохранительных органов рассказывали о нем в СМИ. Получается, норма действует односторонне: мы (следствие – ред.) про тебя (подследственного – ред.) расскажем все, что захотим, а ты будешь молчать. Этим особенно «страдают» Антикоррупционная служба, выкладывая видео с уличенными в коррупции чиновниками, и КНБ, которые поймали предполагаемых террористов. Они до суда навешивают ярлыки и создают нужные им образы в глазах общественности. А все остальные участники дела вынуждены молчать».
Джохар Утебеков заметил, что подписку о неразглашении тайн следствия чаще всего требуют в резонансных делах.
«Большинство уголовных дел не предается публичной огласке, потому что этого часто не желают ни потерпевшие, ни подозреваемые, ни следствие. Но всегда был и есть определенный круг дел, в которых популярно брать подписку о неразглашении. В первую очередь, это резонансные дела с политическим окрасом. Дела, где чаще всего следствие действует не совсем законными методами и соответственно боится огласки. Парадоксально, но у подозреваемого и свидетеля с правом на защиту не берут эту подписку (как показывает современная практика, уже берут даже у них – ред.), а с защитника могут взять. Смахивает на желание закрыть рот адвокатам, поэтому нужно как можно скорее менять эту норму».
С адвокатом согласен и директор Казахстанского международного бюро по правам человека Евгений Жовтис, по мнению которого норма «о неразглашении» в последнее время активно используется следственными органами, особенно в политических делах.
«В начале 2000-х годов мне приходилось часто бывать общественным защитником по целому ряду уголовных дел, тогда никаких подписок о неразглашении я не давал, потому что такого требования не было. Ситуация сильно изменилась, когда в 2014 году в Уголовно-процессуальный и Уголовный Кодексы были приняты соответствующие статьи (статьи 201, 47 и 423 — ред.) о неразглашении тайны следствия на этапе предварительного расследования. И в них перечислены лица, с которых следователь может эту подписку взять. Это практически все, от экспертов и адвокатов до свидетелей и понятых, кроме подозреваемого, обвиняемого или подсудимого. Но при этом особо ретивые следователи умудряются брать подписку и с них. Например, насколько я знаю, такую подписку взяли с Альнура Ильяшева», — приводит он пример.
Человеку отказаться от этой подписки фактически невозможно — грозит уголовная ответственность. Но есть нюансы. Некоторые адвокаты, по словам Жовтиса, отказываются давать такую подписку. Они требуют у следователя уточнить: о каких сведениях идет речь, что именно нельзя разглашать?
«Подписка о неразглашении берется с того, кто является носителем тайн. Как известно, большую часть материалов уголовного дела ни адвокат, ни подследственный не видят, потому что не имеют к ним доступа. В Казахстане система построена так, что следователь собирает доказательства в виде материалов уголовного дела, которое потом передает через прокурора в суд, и только после этого доступ к нему получает сторона защиты и готовится к судебному процессу. То есть, по существу, к тайне следствия адвокат имеет опосредованное отношение.
Или какой тайной следствия, к примеру, может располагать свидетель? Он приходит к следователю и рассказывает об известных ему обстоятельствах дела, о чем уже, может быть, говорил родственникам, друзьям до того, как уголовное дело возбудили. Получается, он подписывает документ о том, что не будет разглашать то, что уже до этого, возможно, разгласил. Понимаете? В этом нет логики», — считает правозащитник.
Евгений Жовтис пояснил, что категории данных, относящиеся к неразглашению, прописаны в законе, но и здесь не обошлось без лазеек.
«Когда можно ограничить доступ к информации? Если дело касается государственных секретов, интимной стороны жизни и детей. Но статья 47 Уголовно-процессуального Кодекса не содержит никаких деталей. О чем идет речь и какое тайное следствие имеется в виду? И следователи этим злоупотребляют, засекречивая все и не только по политическим делам.
Нет никаких сомнений, что это делается не для того, чтобы защитить тайну следствия, а чтобы ограничить доступ к информации, чтобы никто не мог дать интервью прессе и прочее. И это очень серьезные, с моей точки зрения, ограничения. Нужно отменить их, в этом нет сомнений. Думаю, в этом адвокаты меня поддержат».
По мнению правозащитника, подписка о неразглашении нарушает фундаментальный принцип юридической определенности и предсказуемости.
«Вы не знаете, о чем у вас берут подписку, понимаете? И по политическим делам это особенно важно. Естественно, следом идет нарушение права на получение информации, на гласность, участие общества, заинтересованного в том, чтобы процесс проходил в максимальном соответствии с законом. Мы с тревогой наблюдаем, как по многим громким делам берут подписку о неразглашении, и это становится нормой», — резюмировал Евгений Жовтис.
И Джохар Утебеков, и Евгений Жовтис не знают примеров применения подобной нормы в международной практике.
«Не могу говорить однозначно, есть ли требования о неразглашении в законодательной практике других стран, но я не слышал о них. К тому же, во многих странах нет стадии, которую мы называем «предварительное расследование», в том виде, в которой она у нас существует. Там следователь и адвокаты собирают доказательства, затем идут в суд. Главная стадия расследования происходит в суде. В нашей системе основная функция расследования лежит на досудебной стадии», — заметил Евгений Жовтис.
В свою очередь Джохар Утебеков считает, что эта норма в казахстанском законодательстве направлена на то, «чтобы тихо творить беззаконие».
Кстати, в журналистской среде есть примеры удачного противостояния давлению полиции в ее стремлении засекретить материалы следствия. Главный редактор газеты «Уральская неделя» Лукпан Ахмедьяров в комментарии KZ.MEDIA рассказал, что «пару раз ему говорили», что он обязан дать подписку о неразглашении, но всякий раз он отказывался.
«Если честно, меня всегда выручало невежество следователей. На их требование расписаться в подписке, я всегда просил их предоставить мне УПК или УК, где говорилось бы о том, что я обязан дать подписку о неразглашении. Следователи сделать этого не могли. Уж не знаю почему, потому что не хотели или потому что не знали? Последние два года мне уже не предлагают» .
Лукпан Ахмедьяров считает, что можно и нужно отказываться от дачи подписки о неразглашении, ссылаясь на норму УПК, которая «дает право не совершать действий во вред себе или своим правам или интересам, так как в моих интересах пользоваться услугами общественных защитников, адвокатов и прессы». «В части привлечения прессы в законе никакого запрета нет, а я законом пользуюсь, исходя обычно из простого принципа — если нет запрета, значит это разрешено», — объяснил свою позицию Лукпан Ахмедьяров.
Возможно, кто-то возьмет его опыт себе на заметку.
В материале использованы карикатуры журналиста Мираса Нурмуханбетова, произведенные в рамках проекта «Miras Pics». Контент данного проекта стал возможным благодаря помощи американского народа, оказанной через Агентство США по международному развитию (USAID). Автор проекта «Miras Pics» несет ответственность за его содержание, которое не обязательно отражает позицию USAID, или Правительства США, или Internews.
