History matters — известное выражение в английском языке. В переводе означает: «история имеет значение». Она может не повторяться и даже «не рифмоваться», но обязательно будет иметь значение для любого будущего сценария. И вот это выражение сейчас актуально, как никогда.

Весь мир гадает, куда двинется движение Талибан, которое пришло к власти в Афганистане. Ведь это решение может определить будущее соседних государств, политическая система которых основана на авторитаризме светского толка и может оказаться особенно уязвимой перед возможностями религиозного фундаментализма.

Реальной информации о намерениях лидеров Талибана нет, хотя в каком-то смысле о них можно судить, основываясь на публичных заявлениях. Но, несмотря на религиозный характер, политическая структура этого движения и, соответственно, его реальные намерения могут отличаться от заявленных. В 1917 году большевики тоже очень многое обещали — и землю народу, и мировую революцию, но все закончилось новым закабалением крестьян и построением «социализма» в отдельно взятой стране.

О том, что попытки прогнозировать будущее «Талибана» мало чем отличаются от гадания на кофейной гуще, говорит и генерал-майор, бывший председатель Комитета национальной безопасности (КНБ) Казахстана Альнур Мусаев.  

Выходец из южных районов Казахстана (тех самых, которым в первую очередь угрожает «вектор «Талибана»), он возглавлял КНБ Казахстана с 1997 по 2001 годы. На этот период пришелся первый звездный час талибов, которые захватили Кабул и власть в стране в 1996 году, а потеряли в 2001 году в результате военной операции Северного Альянса, получившего военную поддержку США.

Альнур Мусаев покинул свой пост тоже в 2001 году, но по другим причинам, однако совпадение получилось занятным.

Таким образом, первый сезон сериала «Талибы у власти» проходил под непосредственным наблюдением Альнура Мусаева. И сейчас его знания имеют куда большее значение, чем любые прогнозы. Именно поэтому мы решили расспросить бывшего генерала о талибах.

— Альнур Ажапарович, талибы представляют опасность для южного периметра Казахстана? О чем говорит ваш опыт?

В период, когда я служил в силовых структурах Казахстана, ситуация на южных границах рассматривалась как наиболее важная и рискованная. Тогда уже вопросы борьбы с терроризмом и экстремизмом (в первую очередь, исламским) вышли на первый план.

Они активизировались после окончания Холодной войны, которую вели США и СССР. Тогда обе державы и, в первую очередь, США искали нового глобального врага. Он был нужен оборонке США, спецслужбам и прочим структурам, которые после развала СССР остались без достойного противника. В результате эти группы стали терять свое влияние и политический вес. Соответственно, хоть и частично, но «потерялись» и доходы этих влиятельных групп.

Теракт 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке позволил поднять эти вопросы, что называется, «на щит». В результате исламский терроризм превратился в главного врага человечества.

— Разве это не так?

— Мое твердое убеждение, которое базируется на опыте борьбы с разными формами терроризма и экстремизма, состоит в том, что эта опасность сильно преувеличена. Ее преувеличивают власти вполне демократических стран, но особенно сильно раздувают авторитарные режимы. Последние используют фактор этой угрозы для борьбы с собственным народом. Для Казахстана, России и других постсоветских государств эта тенденция проявляется особенно ярко.

— А Вам приходилось сталкиваться с наднациональными группами, которые пытались проникнуть на территорию Казахстана для вмешательства, скажем так, во внутреннюю политику страны?

В Казахстане в те времена возникали различные группы и движения исламской направленности. В Алматы, в Джамбуле (теперь Тараз — авт.) были случаи, когда молодежь, обработанная религиозными заграничными структурами, бралась за оружие. Они планировали теракты на территории Казахстана.

Я могу сказать, что таких случае было порядка десяти. Но ни одна из этих попыток не получила развития. В ситуацию оперативно вмешивались силовые структуры. Совместными усилиями КНБ и МВД все эти попытки превращения локальных организаций в глобальные удалось предотвратить. Мы не допустили того, чтобы эти силы соединились с властными структурами или уголовными авторитетами. То есть в Казахстане все экстремистские организации, возникшие на религиозной почве в те годы, были погашены на уровне возникновения.

— Южный вектор развития экономики Казахстана в тот период стоял в топе экономической повестки. Прежде всего из-за проектов развития инфраструктуры в этом направлении. Но возможности были упущены?

— Такие намерения у руководства Казахстана были. Многие бизнесмены приходили в администрацию и в правительство. Прежде всего, речь шла о проектах по строительству трубопроводов через Иран, которые позволили бы сократить путь для экспорта нефти, а заодно ограничить влияние России на эти проекты. Но нам тогда мешали две страны.

Прежде всего, мы сталкивались с противодействием со стороны США, да и Россия не была заинтересована в движении Казахстан на юг. Влияние обеих стран на Казахстан всегда было очень сильным, поэтому эти проекты не нашли продолжения.

Одно время Китай также активно пытался использовать Казахстан для создания транспортной системы товарных поставок на юг. Но у китайцев тоже ничего не получилось. Он отказался от южного вектора в пользу планов по развитию Шелкового пути, который предполагает продвижение с Востока на Запад через территорию Казахстана в Россию и дальше в Европу.

Впрочем, потребитель на юге не имел такого значения для Казахстана, как Россия и Европа.

— Тем не менее транзит с юга на север был — я говорю про опий и героин. А как будет теперь?

— Сегодня трудно прогнозировать, на какие шаги пойдет «Талибан». Ни один эксперт не возьмется спрогнозировать. Пока понятно только то, что государство будет двигаться в сторону исламизации, выполнения требований шариата. Но это не означает автоматический запрет на выращивание и продажу наркотиков.

К наркотикам у талибов отношение двойственное. Есть группа фундаменталистов, которые требуют это дело закрыть. Но есть и другая группа, скажем так, более светская. Эти люди лучше разбираются в экономике, и они настроены развивать наркоиндустрию в стране.

Так что поток наркотиков из Афганистана в каком-то виде все равно сохранится — тамошним людям надо на чем-то зарабатывать. А экспорт наркотиков остается основным источником прибыли для национальной экономики.

 — Первый раз «Талибан» пришел к власти в Афганистане в 1996 году. Какие изменения тогда он принес?

— Мы зафиксировали увеличение потока героина через Казахстан в сторону России. Хотя власти «Талибана» утверждали, что ведут жестокую борьбу с практикой выращивания опия и производства героина на их территории.

Но тогда ситуация была сложной и в самой Центральной Азии — экономическая и социальная. Все государства региона приняли участие в зарабатывании денег на наркотиках. В наркотрафике участвовали Таджикистан, Узбекистан, Кыргызстан и в какой-то степени Казахстан. А такое участие стало дополнительным фактором, способствующим росту производства наркотиков в самом Афганистане.

Приход к власти талибов стал еще одним фактором, который повлиял на увеличение производства наркотиков.

— Другими словами, попытка талибов уничтожить посевы опия, которую они предприняли в 2000 году, была вызвана политическими, а не идеологическими соображениями? «Талибану» нужно было признание на Западе, и для этого он был готов к борьбе с наркотиками?

— Эти шаги имели скорее политическое и даже пропагандистское значение и не были направлены на эффективную борьбу со злом.

— Поток беженцев. Какие риски он несет?

— В основном поток уходит в Западную Европу и США. Территория Центральной Азии и Казахстана не является привлекательной для мигрантов. Но она, конечно, привлекательна для террористических организаций.

Руководство стран региона предпринимает все меры, чтобы не допустить любой миграции на свою территорию из Афганистана. И это стало ключевой задачей в выстраивании отношений этих стран с Афганистаном. Хорошо известно, что США ведут переговоры с руководством Узбекистана. Последний согласился быть транзитной точкой, но ни в коем случае не соглашается принять какое-либо количество мигрантов из Афганистана.

— Они опасаются создания конкурентного центра силы?

— Да. Они не являются новой социальной группой.

 — А небольшая, но хорошо мотивированная группа способна изменить политический строй в государстве?

— Все наши режимы внимательно контролируют все движения такого типа. Силовые структуры располагают огромными полномочиями. Поэтому малая группа ничего не сделает. Нужна массовая поддержка. Об этом говорит и опыт Афганистана. Успех «Талибана» объясняется именно широкой народной поддержкой. У нас такой поддержки нет.

 — Как думаете, связь между пуштунским движением «Талибан» и арабской глобальной организацией («Аль-Каидой») существует в реальности?

— Я думаю, что связь существует. Но ее поддерживает только часть талибов. Другая часть остается классической пуштунской структурой. Между этими группами всегда было соперничество за влияние, а сейчас, когда идет борьба за власть в Афганистане, эта конкуренция максимально обострилась.

Так что эта связь не притянута за уши, она давно существует и развивается в недрах пуштунов.

— Пуштуны порой рассматриваются как продолжение пакистанских спецслужб, без поддержки которых — логистической, технической и политической — они существовать не смогут. Это правильная точка зрения? Или «Талибан» — это более сложная история?

— Конечно, спецслужбы Пакистана имеют огромное влияние на «Талибан» и пуштунов и контролируют изнутри это движение. Это делает Пакистан главным игроком, имеющим максимальное влияние на Афганистан сегодня.

Но давайте вспомним про уже упомянутый фактор арабского влияния, которое осуществляется по идеологическим религиозным каналам. Утрата влияния США на регион и полное неприятие населением этого влияния подталкивают к обеим полюсам силы. В будущем эти два фактора определят становление афганского государства.

— У России и стран Центральной Азии были определенные обязательства в отношении так называемого Северного Альянса, который в условиях нынешней войны стал Фронтом афганского национального сопротивления FANR, контролирующим Панджер. Это приграничная территория со странами Центральной Азии. Каким образом этот фактор может повлиять на ситуацию после прихода к власти «Талибана»?

— В настоящее время правительства России и Таджикистана в большей степени и Казахстана — в меньшей изучают насколько сильна эта группировка, насколько силен сын Ахмад Шаха Масуда – Ахмад Масуд, могут ли они изменить ситуацию.

6 сентября стало известно о том, что талибы взяли штурмом столицу провинции Панджер город Базарак. Эта провинция находилась под контролем Фронта афганского национального сопротивления FANR под командованием Ахмада Масуда. Талибы объявили о прекращении сопротивления, однако представители FANR опровергли это заявление.

Наиболее двойственной выглядит сейчас позиция у России. Она стремится к договоренностям с талибами, но в то же время не забывает и про свои обязательства по отношению к таджикам и узбекам, проживающим в северных провинциях Афганистана.

Очень сложно говорить о прогнозах, так как не определились еще интересы игроков, способных оказывать влияние на Афганистан. Помогать ли движениям, находящимся в оппозиции к «Талибану» или, наоборот, убрать их со сцены и договариваться с новым правительством в Кабуле?

— В завершение нашего разговора вопрос не совсем по теме. Как можете прокомментировать серию взрывов в Казахстане под Таразом и уход с поста министра обороны РК Ермекбаева?

Взрывы (боеприпасов на складах воинских частей) это старая больная тема для Казахстана. Еще в 90-е годы у нас происходили подобные ЧП. Оставшиеся с советских времен боеприпасы в огромном количестве хранились в разных точках Казахстана — на талдыкорганских полигонах, в Приаралье. Там такие случаи происходили неоднократно.

Напомним, что вечером 26 августа  в Жамбылской области близ города Тараз возник пожар на складе воинской части, где хранятся инженерные боеприпасы. Произошло не менее десяти взрывов. Больше 100 человек пострадали и 15 погибли.

Главные причины взрывов — отсутствие надлежащей дисциплины в вооруженных силах и средств.

Проблемой дисциплины занималась военная контрразведка КНБ Казахстана, ее сотрудники писали рекламации, требовали навести порядок. Где-то что-то делалось. Но в целом ситуация не менялась, так как не выделялись средства для осуществления мероприятий по безопасному хранению боеприпасов.

Ситуация в целом не менялась и оставалась хронической болезнью Казахстана. Поэтому трудно в ней обвинять только ушедшего министра обороны. Он как мог пытался обеспечить безопасность.

СПРАВКА

 

Альнур Альжапарович Мусаев родился в 1954 году в селе Луговое Луговского района Джамбулской области.  С 1976 по 1979 годы работал по специальности в Южно-Казахстанском территориальном геологическом управлении Министерства геологии СССР. В 1979 году был призван на службу в КГБ СССР рядовым сотрудником. В 1980 году окончил Высшую школу КГБ СССР в г. Минске, после чего был направлен на службу в органы контрразведки КГБ Казахской ССР, где курировал поставки советской бронетехники в Ирак, который в тот момент находился в состоянии войны с Ираном.

 

С 1986 по 1989 гг. работал в качестве руководящего сотрудника в 8-м Главном Управлении МВД СССР (охрана объектов особого режима).

 

С 1990 по 1992 гг. работал на руководящих должностях в Управлении экономической безопасности КГБ-КНБ Казахстана. В 1992—1993 гг. возглавлял специальное подразделение Генпрокуратуры и КНБ по борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти.

 

В 1993—1994 гг. работал начальником Главного управления по борьбе с организованной преступностью и коррупцией Министерства Внутренних Дел Республики Казахстан. В 1994—1996 гг. работал помощником Президента Республики Казахстан.

 

Известным достижением Мусаева в этот период стала организация совместной с ЦРУ операции «Сапфир» по вывозу из Казахстана запасов радиоактивных материалов оружейного качества.

 

В 1996 возглавил Службу охраны Президента Республики Казахстан, а в 1997—2001 гг. занимал пост Председателя КНБ Казахстана. Принял активное участие в событиях «осеннего кризиса 2001 года» на стороне зятя Нурсултана Назарбаева Рахата Алиева. В 2002 году был уволен со всех государственных должностей и воинской службы.

 

В 2008 году на закрытом заседании Акмолинского военного трибунала был заочно приговорен к 25 годам колонии строгого режима за попытку насильственного захвата власти.

 

В настоящее время проживает в Австрии.

 

ПОДДЕРЖИТЕ НАС!

 

В Казахстане почти не осталось независимой прессы. За последние годы власти сделали все возможное, чтобы заткнуть рты журналистам и запугать тех, кто осмеливается писать о них правду. В таких условиях редакции могут рассчитывать только на поддержку читателей.

 

KZ.MEDIA – молодой проект. Редакция нашего медиаресурса не зависит ни от власти, ни от олигархов. Для нас нет запретных тем, мы пишем о том, что считаем важным. НО НАМ НУЖНА ВАША ПОДДЕРЖКА!

 

Помогите нам рассказывать вам ПРАВДУ о ВАЖНОМ

 

Поддержать нас можно через KASPI GOLD, отправив свою сумму на номер телефона 8 777 681 6594 или на номер карты 5169 4971 3344 9037.  

 

И есть еще несколько способов  нас поддержать — они здесь.

Spread the love

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
пожалуйста, введите ваше имя здесь

Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.