ООН разработала для казахстанских правозащитников «цифровую платформу». Но они не могут ею пользоваться из-за её низкого качества. А в Национальном центре по правам человека РК, который также участвовал в этом проекте, не смогли назвать ее точную стоимость и отказались дать её протестировать.
В статье Программы ООН (ПРООН) от 17 мая 2022 года утверждается, что «ПРООН разработала цифровую платформу для участников НПМ, позволяющую в онлайн-режиме вносить в базу данные мониторинга, в частности результаты интервьюирования людей, находящихся в местах лишения свободы и других закрытых учреждениях».
По словам некоторых участников НПМ, она могла стоить 500 тысяч долларов.
В Национальном центре по правам человека, который также участвовал в этом проекте, не смогли назвать ни точную стоимость этого цифрового устройства, ни дать его протестировать. А потом и вовсе обманули.
Подробнее в расследовании Данияра Молдабекова специально для «Республики».
Инициатива хорошая и нужная
Живя в Казахстане, не стоит зарекаться ни от сумы, ни от тюрьмы. Тем более если ты пишешь для «Республики» – медиа, чье журналисты сталкивались с уголовными делами, подбросом наркотиков и блокировками сайта. Поэтому когда один мой знакомый правозащитник сообщил мне, что Программа развития ООН (ПРООН) разработала цифровую платформу для участников Национального превентивного механизма (НПМ), позволяющую в онлайн-режиме вносить в базу данные мониторинга, «в частности результаты интервьюирования людей, находящихся в местах лишения свободы и других закрытых учреждениях», я подумал, что это довольно хорошая инициатива.
Журналисты – народ писучий, им всегда есть что сказать. Тем более в тюрьме. Как говорил герой «Страха и ненависти в Лас-Вегасе, «в тюрьме было написано много хороших романов». «Цифровая платформа нужна», — подумал я.
Но потом мой знакомый-правозащитник добавил, что она не работает. Хотя, по его словам, в нее вложили десятки тысяч долларов.
«Это был 2019 год. Прошло собрание. Эльвира Абулкасымовна (Азимова – Уполномоченная по правам человека с 2019 по 2023 год – Ред.) пришла со своей командой и представители ПРООН. По именам я их не помню. Еще был представитель компании, которая внедряла эту цифровую платформу. Они уже тогда озвучивали очень серьезную сумму – около 450 тысяч евро», — рассказал мой источник, бывший участник НПМ.
Руководитель группы НПМ по Кызылординской области Серик Тенизбаев сказал мне, что цифровая платформа должна была упростить сбор и обработку информации для правозащитников, посещающих закрытые учреждения и проводящих там интервью с заключенными на тему соблюдения их прав.
Но получилось совсем не то.
«В реализованном проекте это был сайт, открывающийся со стационарного компьютера, — говорит Тенизбаев. — А изначально, когда мы инициировали, это должен был быть планшет, который мог бы работать в том числе офлайн: у вас есть планшет, вы туда загружаете данные о том или ином закрытом учреждении, скачиваете все базы данных, со всем соответствующим законодательством.
После этого выезжаем в закрытое учреждение. На месте мы все записываем в эту программу на планшет, имея также возможность делать видео и аудиозаписи, снимать видеообращения осужденных или других людей, которые находятся в таких учреждениях.
А когда возвращаемся в офис – выгружаем все собранные данные на сервер, который будет обрабатывать всю эту информацию, выводить отчеты».
Годы разработки – и все без толку
В НПМ не получили то, чего хотели.
«Эта программа изначально не отвечала требованиям. Конфигурация была неправильной, исполнение – так себе. Поэтому мы не пользовались ей», — говорит Серик Тенизбаев.
В ноябре 2019 года участникам НПМ пришло письмо на email от сотрудника Программы ООН в Казахстане Архата Канатбаева. Из него следует, что информационную систему, о которой правозащитники говорят как о неработающей, разрабатывали еще четыре года назад. Канатбаев пишет (скриншоты письма есть в распоряжении редакции – Ред.) о ней как о «частично готовой» (орфография и пунктуация сохранены):
«Мы надеемся,что у нас будет возможность встретиться и обсудить все детали, когда вы все будете в Нур-Султане на встрече Координационного совета НПМ. Мы постараемся организовать такую встречу для демонстрации части информационной системы, которая уже частично готова, и для обсуждения ваших дополнении, предложении и комментариев. Прошу Вас проявить активность и дать нам частичку неоценимого опыта, который Вы все наработали за это время».
Канатбаев отказался говорить с «Республикой», сославшись на то, что уже не работает в ПРООН и рекомендовал написать запросы в офис ПРООН в Астане и в Национальный центр по правам человека – государственный орган, подчиняющийся Уполномоченному по правам человека, бывшему работнику прокуратуры Артуру Ластаеву.
Запрос в ПРООН на имя постоянного представителя Организации в Казахстане Катаржины Вавьернии я направил 14 августа.
Вопросы задал максимально простые и, на мой взгляд, не требующие особой подготовки. Конечно, при условии, что с этим цифровым устройством для правозащитников все в порядке, и над ним работали добросовестно.
Вопросы такие:
- Кто конкретно выделил финансирование на разработку этой цифровой платформы?
- Сколько (прошу назвать точную сумму) стоила разработка цифровой платформы?
- Какая компания занималась разработкой платформы?
- Не могли бы Вы дать мне возможность протестировать цифровую платформу, дать посмотреть, как она работает?
- С какими госорганами Казахстана ПРООН сотрудничал в рамках разработки и внедрения цифровой платформы?
22 августа, спустя восемь дней после того, как выслал вопросы, я позвонил в офис ПРООН в Астане, чтобы узнать, когда получу ответы – тем более что вопросы вполне чёткие и понятные. На ресепшене меня связали с Шахи Айменовой, которую представили как ассистента ПРООН в Казахстане. Она подтвердила получение запроса и взяла мой номер телефона. «Давайте передам еще раз. Скорее всего, отписано коллегам. Я попрошу их ответить».
Так как с момента отправки запроса прошло восемь дней, я сказал Айменовой, что подожду до понедельника, а если к этому дню ответа не будет, опубликую статью. Что и делаю: ответы я так и не получил, из офиса ПРООН мне никто так и не позвонил. Надеюсь, впрочем, что эта публикация их расшевелит. В конце концов, ПРООН отчиталось о проекте, но по факту ничего нет…
«Она есть в природе»
Национальный превентивный механизм, или просто НПМ, – это система предупреждения пыток, жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания.
НПМ создан в соответствии с международными договорами ООН. Цель НПМ – привлечение граждан «к осуществлению независимых превентивных экспертных посещений учреждений и организаций, в которых временно размещаются граждане на основании решений судов и компетентных государственных органов». В основном в НПМ входят профессиональные правозащитники-юристы.
Пенитенциарная система – штука довольно сложная, в тюрьмах и колониях немало народу, у заключенных есть закрепленные в национальном и международном законодательстве права, которые правозащитники должны защищать, – и все это занимает много времени. Собранную по тюрьмам и колониям информацию надо систематизировать для отчетов. Цифровая платформа, разработанная ПРООН для НПМ, как раз должна была упростить правозащитникам жизнь. А значит, и зэкам в колониях.
«Изначально речь шла о том, чтобы упростить работу, внедрить единые стандарты сбора и обработки информации, более защищенная и собственная система с базой данных, чтобы в режиме реального времени основные цифры (количество посещений, какие учреждения были посещены и так далее, сколько плановых, сколько промежуточных, сколько специальных посещений), хотя бы можно было отслеживать для отчетности и планирования посещений», — говорит участник НПМ, правозащитник Арсен Аубакиров.
По его словам, качество отчетов нередко оставляет желать лучшего.
«Это неоднократно поднималось на заседаниях Координационного совета НПМ, — говорит Аубакиров. — Иногда по отчету ощущение, что не было посещения. Шаблонные ответы и отсутствие проблем и рекомендаций».
Сайт уполномоченного по правам человека сообщает, что НПМ в Казахстане функционирует по модели «Омбудсмен+», которая подразумевает координацию деятельности НПМ институтом омбудсмена (он же – Уполномоченный по правам человека) совместно с представителями неправительственных организаций и организаций гражданского общества.
«После создания НПМ компетенции Уполномоченного по правам человека в Казахстане были расширены, и его статус значительно укрепился, как на национальном, так и международном уровне», — сообщает сайт.
Опрошенные мной участники НПМ, как бывший, так и действующие, говорят, что цифровая платформа разрабатывалась и внедрялась при Эльвире Азимовой. Она была Уполномоченной по правам человека с 2019 по 2023 год. Сегодня Азимова – председатель Конституционного суда.
15 августа я позвонил Эльвире Азимовой, чтобы узнать: сколько точно стоило устройство, о котором в НПМ говорят как о неработающем, и почему так вообще получилось. У нас вышел такой диалог:
Э.А. Во-первых, это было в пилотном режиме. Во-вторых, она (цифровая платформа для участников НПМ — Ред.) неофициально использовалась. Если вводить ее в работу, это нужно сертификат получать. Поэтому продолжение этого проекта должно быть. Я сейчас не работаю Уполномоченной по правам человека. Вы лучше обратитесь в Национальный центр по правам человека, потому что восьмой месяц прошел, что они там сделали…
Д. М. Я обратился туда и в ПРООН с запросами. Просто ПРООН в своем докладе пишет, что устройство разработано, говорят о нем как о действующем устройстве.
Э.А. Она действующая, она есть в природе, поэтому они так и говорят.
Д.М. Ну…
Э. А. Я не поняла, во-первых, почему вас это интересует? У вас что за статья вообще?
Д.М. В смысле, почему? Потому что мне это кажется важным и интересным…
Э.А. Я ответила вам на вопрос, теперь встречно задаю: что за статья у вас?
Д. М. Статья про это устройство, что с ним.
Д. М. Какой интерес у вас как у журналиста? Почему именно эта тема вызвала? Почему не сама система НПМ, ее задачи?
Д. М. Об этом тоже можно написать, но сейчас я пишу про это цифровое устройство. Мне это интересно, потому что, по моим данным… Это правда, что на нее ПРООН около 50 тысяч долларов выделили?
(Здесь я оговорился – мой источник говорил, что, возможно, сумма составила и того больше – около 500 тысяч долларов. Но, обратите внимание, Эльвира Азимова далее ничего не отрицает, но говорит о некоем гранте)
Э.А. Там в целом грант – большой проект это. Там не только эта система.
Д. М. А что помимо нее? Что еще должны были сделать?
Э. А. Ну вы сделайте официальный запрос.
Д. М. Вы были Уполномоченным, когда это начиналось, когда презентации были. Я же говорю: я написал запрос действующему Уполномоченному и в ПРООН написал.
Э.А. Ну хорошо, вот они вам и ответят в том ключе, в котором они сейчас работают и имеют материалы. Вот вы мне позвонили, а я же не могу физически помнить то, что было несколько месяцев назад. Там же цифры, правильно?
Д. М. А вы уточнить не можете? Может, документация осталась.
Э. А. Я еще раз повторяю – я же сейчас не Уполномоченная по правам человека. Я вам задала вопрос: почему эта система? Вы так и не ответили.
Д. М. Потому что в докладе ПРООН говорится, что это устройство есть, а правозащитники говорят, что не могут им пользоваться, потому что оно очень плохо сделано.
Э. А. Какие правозащитники?
Д. М. Члены НПМ. А источники свои я имею право не раскрывать.
Э. А. Я не говорю вам раскрывать или не раскрывать. Вы со мной так агрессивно не разговаривайте, я вам такого права не давала. Я вам повода не давала говорить в таком тоне!
Д. М. Я вам просто отвечаю… Мы можем по существу говорить? Когда это устройство вводили, вы были Уполномоченным по правам человека.
Э. А. Я вам еще раз повторяю: я не отрицаю, что я была уполномоченным по правам человека. Продолжение платформы идет не только с точки зрения платформы. То, что кто-то из правозащитников говорит, что плохо пользоваться ей, они изначально не хотели ей пользоваться.
После этого Эльвира Азимова положила трубку.
Спустя час-другой она написала мне смс:
«В связи с Вашим запросом по платформе: уточнила у УПЧ, пока его не получили. В случае получения готовы дать более подробную информацию. Если будут вопросы, просит направить Ваш запрос руководителю Наццентра по правам человека Турсынбековой Салтанат Пархатовне. Спасибо».
Я ответил, что запрос отправил до нашего разговора, подтвердив это скриншотом с сайта E-otinish, через который привык отправлять запросы в госорганы.
Затем я вновь спросил: «Можете уточнить: помимо устройства, о котором мы говорили, на что еще ПРООН выделило грант? Это при вас было», на что Азимова рекомендовала «смотреть сайт Уполномоченного о деятельности» и «для сравнения см все гранты, которые выдавались на сайте грантодателей».
Восемь дней спустя я написал ей смс, попросив Эльвиру Азимову скинуть ссылку на эти данные, но ответа не получил.
Как меня обманули в Национальном центре по правам человека
Национальный центр по правам человека (НЦПЧ) осуществляет информационно-аналитическое, организационно-правовое и иное обеспечение деятельности Уполномоченного по правам человека.
Раз предыдущий Омбудсмен, Эльвира Азимова, не смогла дать внятных ответов, я написал запрос в НЦПЧ на имя действующего Омбудсмена – бывшего прокурорского работника Артура Ластаева.
Вопросы те же: сколько точно стоила разработка некачественного цифрового устройства для правозащитников, какая компания работала над проектом и т.д. Также я просил дать мне возможность самому протестировать это устройство – мало ли, вдруг все с ним не так плохо.
Запрос я направил 15 августа через портал для обращений граждан в госорганы Eotinish. Причем двумя методами – вопросы указал как в самом обращении на портале, так и добавив документ с вопросами, где попросил ответить на почту.
24 августа пришел ответ на обращение, где написано: «Решение ГО: Прекратить рассмотрение Причина прекращения: имеются иные основания, предусмотренные законами Республики Казахстан».
В прикрепленном файле также было написано, что ответ выслан на почту. Автором резолюции указали замруководителя НЦПЧ Амира Умарова, а исполнителем – главного инспектора сектора финансов Асем Рамазанкызы. Подчеркну, что запрос я писал на имя Артура Ластаева. Но он, судя по всему, решил не нисходить до какого-то там журналиста.
Проверив свой email, я никакого ответа от НЦПЧ не нашел. 25 августа я позвонил по номеру Рамазанкызы, сообщил ей, что письма нет. Надеялся, что вскоре оно придет. Прошло два часа – ничего. На ресепшене мне несколько раз заявили, что Рамазанкызы нет на месте.
Затем мне удалось дозвониться до Амира Умарова – замруководителя НЦПЧ, который в ответе на мое обращение на Eotinish указан как «автор резолюции».
Д.М. Я по поводу цифрового устройства, которое ПРООН делало для НПМ. Запрос на имя Артура Ластаева. На eotinish 24 августа пришел ответ на мое обращение, а также подписанный Асем Рамазанкызы документ, где написано, что ответ также выслан на электронную почту. На почту мне ничего не выслали. В районе 10 утра я дозвонился до нее и попросил выслать ответ мне на WhatsApp, если она не может выслать на почту, хотя я не знаю, какая злая сила может ей помешать. Тем не менее, ответ никуда не поступил. В связи с этим я хотел у вас уточнить: в том, что ваша коллега хотела выслать мне на почту, какая-то дополнительная информация или там просто продублировано то, что в eotinish указано как «ответ на обращение»?
А. У. Вы в самом обращении просили на почту ответить?
Д. М. Я выслал вопросы в самом eotinish и добавил файл, где просил выслать на почту. Сделал и то, и другое.
А.У. Хорошо, я сейчас буду разбираться.
Д. М. Вы извините, но мне с десяти утра обещают разобраться, но так и не разобрались. Амир Саралиевич, вы отвечали на мой запрос. Вы, по данным eotinish, отвечали на мой запрос. Он про цифровое устройство, по моим данным, на него 45 тысяч долларов выделили (или, возможно, даже больше, 450 тысяч – Д.М.). И мне никто не может ответить, почему это устройство не работает. И в ответе на мое обращение отписка. У вас сейчас есть шанс: можете мне устно ответить на вопросы?
А. У. Вы знаете, блин, я устно сейчас вам не отвечу. Я посмотрел… Наверное, если я его согласовал это обращение, мы попробуем ваш ответ найти и потом, если надо, устно вам поясним.
Д. М. На eotinish статус заявки «исполнен». Понимаете? Вы можете сейчас заглянуть, вы же отвечали на мое обращение.
А. У. Письмо кто готовил? Асем Рамазанкызы?
Д. М. Она исполнитель, она готовила письмо. Но вы отвечали.
А. У. Да-да. На компьютере у нее, основной же она запускает… Когда мы согласовываем, у нас с базы пропадает… Даже если в eotinish я сейчас зайду, я его не найду. Поэтому я и говорю: давайте я сейчас попробую найти его, позвоню, поднимусь, куда надо, буду выяснять, в канцелярию зайду. На какой номер вам позвонить? Как с вами связаться?
Я продиктовал Амиру Умарову свой номер. Он обещал разобраться с ситуацией и перезвонить. Я сказал, что, если он не перезвонит до 18.00, я обязательно напишу о том, что в Национальном центре по правам человека мне соврали.
Также я добавил: «Вы отвечали на мой запрос, но сейчас я с вами говорю и понимаю, что вы как будто впервые об этом слышите. Хотя вопросы я задаю хорошие», на что Умаров ответил: «Данияр, мы за этот период рассмотрели почти 4 тысяч обращений – нам люди жалуются по разным вопросам, начиная от парикмахера своего до дантиста. Исходя из этого, я сейчас сходу не могу сейчас вспомнить…»
Как бы то ни было, Умаров не перезвонил. Хотя телефон мой был включен как до 18.00, так и после.
В связи с чем, уверен, имею полное право написать: заместитель руководителя Национального центра по правам человека Амир Умаров не сдержал свое слово.
Добавлю, что Умаров – тот самый бывший руководитель Департамента юстиции Костанайской области, который подал в суд на редактора «ТоболИнфо» Александру Серказинову, обвинив ее в клевете из-за статьи под заголовком «Сядут ли на скамью подсудимых председатель коллегии адвокатов Костанайской области и чиновник из департамента юстиции?», в которой Сергазинова писала, что секретарь областной коллегии адвокатов Тогжан Агатаева могла получить адвокатскую лицензию вопреки закону.
По данным Tobolinfo, Умарову не понравился этот весьма примечательный отрывок: «Да, на все можно закрыть глаза: Тогжан Агатаева вместе с председателем коллегии адвокатов Рамилем Хисматуллиным, руководителем департамента юстиции Амиром Умаровым не совершили смертоубийство, а лишь сфальсифицировали документы, используя свое служебное положение и подорвав тем самым авторитет государства».
В суде первой инстанции вину журналистки Умаров доказать не смог, пишет тот же Tobolinfo, его апелляцию тоже не удовлетворили.
Интересно, что в ходе разговора с некоторыми участниками НПМ я услышал, что они даже в глаза не видели сотрудников НЦПЧ, с которыми, по идее, должны работать бок о бок. Однако они не стали подробнее комментировать это.
Бывший участник НПМ, правозащитник из Кокшетау Олжас Сыздыков в этом смысле оказался более решительным. Он ушел из НПМ, потому что, по его мнению, этот институт нуждается в «переосмыслении».
«В нынешнем виде он просто-напросто превращается в дополнительную структуру государства», — уверен Сыздыков.
По его словам, Уполномоченные по правам человека в регионах «фактически превратили этот институт в какое-то подразделение то ли Генеральной прокуратуры, то ли Министерства юстиции».
«Я понял, что участие в этом институте не даст мне возможности полноценно заниматься общественным контролем. Поэтому я оттуда ушел».
Когда статья уже была опубликована, пришел ответ от ПРООН.
ПОДДЕРЖИТЕ «РЕСПУБЛИКУ»!
Можно через KASPI GOLD, отправив донаты на номер телефона 8-777 681 6594 или карты 4400 4302 1819 1887.
И есть еще несколько способов – на этой странице.
