За тридцать с лишним лет независимости казахский язык в Казахстане так и не стал полноценным государственным языком с применением во всех сферах общественной жизни. По данным последней переписи 2021 года, этнические казахи в стране составляют около 70% населения, однако русский язык остается главным во всех сферах общественной жизни — начиная от бытового общения и заканчивая заседаниями правительства и парламента с участием главы государства. При этом государство не пытается изменить ситуацию – вместо него это делают активисты-энтузиасты.
- Почему книга «Гарри Поттер и Философский камень» на русском языке стоит в среднем 3000-3500 тенге, а на казахском языке – более чем вдвое дороже?
- Почему комиксы про «Человека-паука» можно найти на русском, а на казахском – нет?
- Почему казахстанские настольные игры на казахском языке в разы уступают по качеству компонентов играм, которые лидируют в мировом рейтинге BoardGameGeek, при этом они в 1,5-2, а то и в 3 раза дороже действительно топовых настольных игр, популярных во всем мире?
Эти вопросы, которыми буквально на днях задался в соцсетях наш коллега Амир Касенов, высвечивают одну из очень чувствительных и уже больше четверти века нерешаемых проблем современного Казахстана — проблему госязыка.
Официальная статистика «рисует» радужные цифры. По данным той же последней переписи, в Казахстане 13,7 млн человек старше пяти лет владеют казахским, то есть почти 81% населения. Однако жизнь показывает абсолютно другую картину. Из 80% якобы «знающих» язык многие в реальной жизни говорят на русском. Из почти 7 000 средних школ в стране только 54% – казахских. Качество учебников на казахском языке оставляет желать лучшего. Технической литературы на казахском до сих пор недостаточно в колледжах и вузах. А миллиарды бюджетных денег, выделяемые на развитие государственного языка и обучение ему, непонятно куда уходят.
Об этих и других проблемах рассказывают в своих личных историях наши собеседники.
«Мы должны быть одним народом». История Каната Тасибекова
Канат Тасибеков – писатель, автор популярного самоучителя «Ситуативный казахский» и основатель клуба казахского языка «МӘМІЛЕ». Семь лет каждую субботу он приходит в здание Национальной библиотеки в Алматы, где разместился его клуб, чтобы дать всем желающим возможность практиковать и совершенствовать казахский язык.
За изучение родного языка Канат Тасибеков взялся уже в зрелом возрасте:
«В 50 лет я начал учить язык, сейчас мне 64 года. Я учился в Москве, защитился в аспирантуре, учился в докторантуре во Франции. Занимался бизнесом. Но на этом рубеже решил: дальше так не пойдет».
Что его мотивировало и почему он не брался за изучение языка раньше, он объясняет так:
«Когда мне казахоязычная среда задает вопрос: почему в 50 лет вы начали учить? Я говорю, что мне стало стыдно, что я казах и не говорю на казахском. Один доктор филологии спрашивает: «А до 50 лет у вас не было стыда?» Я отвечаю: до 50 у меня были другие приоритеты, мне надо было зарабатывать, детей на ноги ставить, выдать замуж дочь, женить сына… А изучение языка — это большой интеллектуальный труд. Нужны и время, и ресурсы. К 50 годам у меня это все было».
Канат Тасибеков считает, что государственный язык должен занять подобающее место в стране:
«Все мы должны говорить на казахском. И работу клуба я воспринимаю как свою миссию».
Он подчеркивает, что в первую очередь сами казахи должны говорить на казахском:
«Ну, как мы можем от других этносов требовать… вы сами сначала научитесь!»
Причем Канат Тасибеков не только сам заговорил на казахском, но и создал свою методику изучения:
«Когда я начинал учить язык, 15 лет назад, я искал методику, но ее не было. Поэтому я создал свою методику. Если бы была методика, я взял бы и выучил, как я перед поездкой во Францию выучил французский. Французский я учил десять месяцев, это была очень четкая методика, я поехал во Францию и не испытывал там никаких затруднений».
Теперь он помогает освоить казахский всем желающим, особенно русскоязычным казахам. Его книга «Ситуативный казахский» написана в первую очередь для них.
Книга «Ситуативный казахский» это уникальный самоучитель казахского языка для начинающих. В яркой запоминающейся форме в ней даны сведения о казахском народе – специфические факты истории, фольклорные понятия, особенности национального менталитета, неразрывно связанные с языком.
В первый раз книга была издана в 2012 году и получила высокие оценки критиков.
Канат Тасибеков уверен: «Сейчас в Казахстане 70% казахов, если все казахи будут говорить на казахском, остальные подтянутся невольно». Но клуб, по его словам, существует не для изучения языка, а для того, чтобы «сломать барьер»:
«Сейчас много клубов появляется [казахского языка], наш клуб — один из старейших. Я смотрю заседания других клубов, я вижу, что перенимают формат, хотя раньше преподавателей приглашали… В клубе невозможно научиться языку. Языку учатся с преподавателем, на курсах, с репетитором, самостоятельно. Клуб существует для того, чтобы сломать барьер, для того чтобы все свои знания, которые вы получили перевести в активную форму».
«Ко мне приходят часто люди, которые закончили казахскую школу. Они знают язык, но плохо говорят на нем. Речь не льется, они чувствуют, что им нужно совершенствовать язык», — говорит Канат Тасибеков.
На вопрос, почему он выбрал для клуба такое название, Канат рассказал, что «МӘМІЛЕ» переводится как согласие.
«Я считаю, у нас в Казахстане есть две страты – казахоязычная и русскоязычная. Между собой они очень мало пересекаются. У каждой страты есть своя территория, свои рестораны, свои любимые певцы и т.д. Но так дело не пойдет, мы должны быть одним народом. Чтобы нам прийти к согласию между этими двумя стратами, и создан этот клуб. Когда вы человека не знаете, не понимаете его, не возникает к нему и дружеских чувств».
Клуб казахского языка «МӘМІЛЕ» был создан больше шести лет назад. Администрация Национальной библиотеки безвозмездно предоставила клубу помещение, а сам Канат Тасибеков безвозмездно делится своими знаниями и опытом со всеми, кто хочет говорить на казахском. В одну из суббот мы пришли к нему в клуб, чтобы узнать его собственную историю, и заодно познакомились с участниками субботних встреч. На видео люди рассказывают, почему они решили учить казахский.
Что касается дальнейшего развития и продвижения казахского языка, то, по мнению Каната Тасибекова, ситуация с языком не настолько плоха, как иногда говорят:
«Кто хочет, тот учится, находят учебники, клубы, практикуют. У нас идет процесс формирования политической нации. Я это на примере своего клуба вижу».
Языковую политику государства он оценивает как правильную, но не исполнение этой политики.
«Государство на развитие языка выделяет финансовые средства. Но у нас, как и везде, государство, чиновники, наделенные властью, которые распределяют финансовые потоки, они как бы отдельно живут. А такие энтузиасты, как я, которые продвигают, пропагандируют язык, сами по себе существуют. Политика государства, языковая политика, правильная – внедрять язык без насилия. Но исполнение этой политики из рук вон плохое! Финансы банально разворовываются, я это вижу», — говорит Канат Тасибеков.
Тем не менее он с оптимизмом смотрит в будущее:
«Все отлично идет. Нам, может, незаметно, но языковая ситуация меняется. Образно говоря, машинист дал отмашку, поезд тронулся, кто успел сесть, тот едет, но кто-то останется на перроне, и это его выбор».
Почему наши дети не знают казахский. История Тогжан Кожалы
Тогжан Кожалы, глава общественного движения HAQ, известная в Казахстане общественная деятельница, — уроженка Туркестанской области, самого традиционного и казахоязычного региона в Казахстане. Будучи сама казахскоязычной, она вынуждена отдать свою единственную дочь в русскую школу.
По ее словам, ребенок, который до пяти лет был абсолютно казахоязычным, после казахского детского сада забыл язык.
«Мы пошли в частную школу, это был 2018 год, надо сказать, что проблема эта касается частных школ тоже. Из восьми первых классов был только один казахский. Мы отдали ее туда. Родители просили открыть еще казахские классы, но руководство не шло на это. Из этой школы мы ушли, но потом узнали, что тот единственный класс к четвертому году вообще закрыли. И дети ушли оттуда. Не знаю, это политика школы или что, но так произошло», — рассказывает Тогжан.
Позже ребенка отдали в казахский класс смешанной школы. Но, со слов Тогжан, там они столкнулись с такими часто присущими казахским школах явлениями, как попустительство, небрежное отношение к своим обязанностям и абьюзинг.
«Приходишь: где апайка? То чай пьет, то вышла, то еще где-то. Никогда ее нет в классе, дети сидят сами по себе. При этом моей дочке все время ставили хорошие оценки — просто из-за фамилии. Но я-то понимала, что успеваемость ребенка не тянула на эти оценки. Было такое панибратское отношение к родителям и детям. Не хочу сказать, что это общая тенденция для казахских школ, но вот так было. Год мы потерпели, потом пошли в русский класс той же школы, куда была очередь, родители ждали годами».
После завершения начальных классов ребенка перевели в другую школу. Хотя сам ребенок выбрал казахский класс, родители решили, что все-таки для будущего лучше учиться в русском школе. Тогжан объясняет это так:
«С каждым годом учебники на казахском становятся все труднее и труднее для понимания. Когда мы учились, учебники как-то были понятнее. А сейчас даже я не понимаю, хотя сама окончила казахскую школу. А ребенку еще сложнее. Ведь многие технические учебники, литература у нас до сих пор на русском, на казахском их мало или вовсе нет. И если моя дочь будет учиться в западной школе, потом вузе, то лучше все-таки учиться на русском, чтобы хотя бы знать технические термины, а казахский нам достаточно знать на бытовом уровне. Допустим, дети из казахских школ при поступлении в технический вуз часто проваливали экзамены, поскольку элементарно не знали терминов. Я сама работала в одном из вузов, поэтому знаю».
Тогжан также говорит об еще одной проблеме в казахских школах:
«По своему опыту знаю, как в нас кидали мел, били указками, слово «оңбаған» (негодяй, бестолочь) мы слышали каждый день, и такое до сих пор есть в казахских школах. Если ты младше по возрасту, то тебя можно унижать. Постоянные сборы то на одно, то на другое, дарить деньги учительнице в качестве подарка…».
По ее мнению, ситуация с казахским языком не поменялась за последние 30 лет. В пример она привела мероприятие, которое посетила до интервью, и где все было на русском.
«Международное мероприятие, все на русском говорят. Есть же переводчики, почему бы не сделать каждому на своем языке и не переводить? Мы декларативно заявляем, что мы за казахский язык. А в итоге собрания, всякие заседания, даже протоколы, когда президент выступает, ведутся на русском языке», — возмущается она.
Тогжан Кожалы приводит еще один пример:
«Когда меня, помню, награждали, в зале сидели триста человек, из них двое русских, при этом один казахоязычный. Но все равно человек который за протокол президента отвечал, говорит: так как в зале есть представители другой национальности, давайте продолжим на русском».
Причины такой ситуации, по ее мнению, и в рабском сознании, и в попытке угодить кому-то.
«Не развито чувство национальной гордости. У нас до сих пор казахом быть не модно, а должно быть наоборот. Мы потеряли большой пласт времени. Нам нужно сделать так, чтобы казахский язык перестал быть вторым. Он везде второй. Документы готовим юридические на русском, потом переводим их на плохой казахский. И чтобы снова не потерять время, нужно начинать с детей. Качественные переводы мультфильмов для детей. Тот же «Маша и медведь», например, я была в арабских странах, там прекрасный перевод, в Германии — на немецком, а у нас на русском. Фильмы в кинотеатрах должны быть на казахском, субтитры — на русском, а не наоборот».
Для решения проблемы, считает Тогжан, необходимы три простые вещи:
- все детские сады сделать на казахском, качественные переводы детской литературы, анимационных и других фильмов,
- улучшить качество школьных и вузовских учебников,
- весь контент сделать на казахском с русским переводом.
«В Норвегии население всего пять миллионов человек. Там очень много мировых компаний работает, и все делопроизводство на норвежском языке. И ничего. Почему в 18-миллионном Казахстане невозможно так сделать, где 70% — казахи? Почему мы не можем сломать в себе это рабское отношение к России? Мне непонятно», — заключила Тогжан.
Почему важно знать казахский. История Найли Даримбет
Найле Даримбет 22 года. Она казашка, живет в Алматы. Девушка ходила в казахский детский сад, училась в казахской школе, но образование в лицее и затем в институте вынуждена была получать на русском.
Найля рассказала, что, когда пошла в школу, она знала и казахский, и русский. И если в начальной школе никаких сложностей с обучением у нее не было, то позже появились проблемы.
«Со временем, когда началась литература, особенно казахская литература, это было очень сложно, потому что литературный казахский он еще сложнее, чем русская литература для меня», — делится воспоминаниями Найля.
В то же время она говорит, что неправильно думать, что в казахских школах ниже уровень образования, чем в русских:
«Уровень образования зависит от уровня школы. Изначально меня отдали в 145-ю школу в «Орбите», но там был очень низкий уровень. Особенно по сравнению с 60-й школой (русскоязычной). Когда же меня перевели в 138-ю, то в ней с образованием все было хорошо. Так что не от языка, а от общего уровня школы зависит уровень образования».
Но после школы Найле пришлось поступать учиться на русском. Она мечтала стать архитектором, а чтобы подготовиться к поступлению в колледж, ей надо было попасть в лицей, где на тот момент казахского отделения вообще не было. Ей пришлось учиться на русском. Уже в вузе, в КазГАСА (Казахская головная архитектурно-строительная академия), тоже не оказалось на момент ее поступления казахского отделения.
«У нас был один предмет на казахском (в вузе) — делопроизводство, но полностью не было обучения на казахском. Казахское отделение появилось, когда я уже была на третьем курсе».
По словам Найли, казахоязычных ребят в вузе тоже отправляли на русское отделение. Им было, безусловно, тяжело, спасало то, что были отдельные учителя, которые объясняли им на казахском.
Сейчас Найля уже работает по специальности. Знание обоих языков помогает ей в работе, так как приходится работать с документами на казахском языке, которые зачастую переведены из рук вон плохо. Именно поэтому она считает, что полный запрет русского языка может быть очень болезненным для общества.
«Прежде чем переводить все детские сады и школы на казахский, нужно корректно перевести всю литературу, которая есть на русском языке (техническую, учебную), усовершенствовать систему, только тогда можно переходить везде на казахский. Но пока рано», — уверена она.
Найля особо подчеркивает, что переводы должны быть корректными:
«Не топорно слово в слово, а со значением. Когда я читала переведенную литературу по делопроизводству, немного все было коряво».
Найля также считает, что все идет из семьи: «В детстве изучение казахского языка это как фундамент». Она приводит пример своей подруги, у которой дома все говорили на русском, и образование она получила на русском, и теперь ей очень сложно дается казахский язык, хотя у нее и есть большое желание им овладеть.
По мнению Найли, надо говорить на казахском не только дома, но и с друзьями, коллегами, а дальше уже идти на курсы. И еще хорошо учить язык через творчество:
«Творчество побуждает людей изучать языки, культуру. Например, учить язык через музыку. Есть группа, они на казахском поют, Moldanazar, и многим моим друзьям, русским, чеченцам, она нравится. Они понимают 50 на 50, я им перевожу тексты. Еще нужны фильмы, литература на казахском… Но современные…».
«Я просто хочу, чтобы казахский был везде». История Рузы Бейсенбайтегі
Руза Бейсенбайтегі сейчас на пенсии, последние почти двадцать лет своей жизни провела в борьбе за родной язык. За это время ей удалось добиться, чтобы квитанции коммуслуг были на двух языках, остановки в общественном транспорте объявляли на казахском и валидаторы «заговорили» на казахском тоже. Но ради всего этого ей приходилось идти на крайние меры: останавливать трамваи, ночевать в акимате.
Руза Бейсенбайтегі родилась в Павлодарской области, первые школьные годы училась на казахском, но всего два года, и доучивалась она уже в русской. Затем она училась в техникуме, окончила вуз по специальности «Горный инженер» — все на русском языке.
«За это время я забыла язык. Это горькая правда», — вздыхает Руза-апай.
«Проснулась» она, по ее словам, в 1986 году, после Декабрьских событий. «Желтоксан меня «разбудил»», — говорит сама Руза-апай. Тогда она высказала мнение, что страной должен руководить казах, и… попала под давление. В те годы Руза Бейсенбайтеги работала на руднике предприятия «Иртышполиметалл».
«До тюрьмы дело не дошло, к счастью. Но тогда мне, помню, кто-то сказал: как ты докажешь, что ты патриотка, ты даже казахского не знаешь. Именно тогда, можно сказать, я осознала: я казашка, мне нужно знать родной язык», — рассказывает Руза-апай.
Она начала самостоятельно учить язык. Тогда не было ни учебников, ни курсов, ни Интернета. Жила Руза-апай в то время в Восточном Казахстане, в поселке, где она работала не было ни одной газеты на казахском. Со скандалами она выписывала их и учила по ним язык. По ее словам, за требование выписать газеты на казахском на почте ее даже однажды назвали «нацисткой».
Активная сама по себе с молодости Руза-апай проявляет характер в борьбе за казахский. В 1999 году она решает больше ни с кем на работе не говорить на русском. И начинает вести документацию на двух языках на уже на новом месте — Аксуском заводе ферросплавов в Павлодарской области. Ее окружение на 80% было русскоязычным.
Как рассказывает Руза-апай, в первый рабочий день она принесла документы на двух языках и заявила, что только так будет работать. Начальство вначале сопротивлялось, говорило, что «не перешли на стандарт казахского языка». Но в итоге она все-таки добивалась своего.
Именно из-за этого своего принципа ей пришлось уйти с работы в 2008 году. Скандал произошел из-за того, что она стала писать казахскими буквами названия местностей в документах на русском. Несмотря на то, что в 1997 году, по ее словам вышел закон, согласно которому так можно было делать, ее заставляли убирать «казахские буквы из текста». И Руза-апай, не согласившись с этим, уволилась.
Свою общественную деятельность Руза Бейсенбатегі начала в 2005 году, когда решила, что со всеми окружающими будет говорить только на казахском. В первый же день ее выгнали из бутика. «Выйдите отсюда, тут на казахском не говорят», — сказали ей. Такая реакция, по словам Рузы, была с первого дня, и такое отношение до сих пор продолжается.
В прочем, сама активистка не считает свои действия «борьбой».
«Для меня просто комфортная среда – казахоязычная, мне не нужно никакой борьбы. Просто куда бы я не пошла, спросила на казахском — мне ответили на казахском, вот и все, мне больше ничего не надо. Просто хочу, чтобы казахский был везде, это природная среда, в России же русские говорят на русском, эстонцы у себя на родине на эстонском и так далее», — говорит Руза Бейсенбайтегі.
Если говорить о «достижениях» и «победах», то в Павлодаре к примеру, благодаря требованиям активистки с 2011 года квитанции на комуслуги стали печатать на двух языках. Но этому предшествовали долгие месяцы судов с ТОО «Павлодарлифт».
Остановки в городском общественном транспорте теперь объявляют не только на русском, но и на казахском. Ради этого Рузе-апай пришлось остановить трамвай.
Валидаторы в городских автобусах «заговорили» на казахском. Раньше в них был автоматически задан русский язык, а государственный нужно было выбирать среди других. Но чтобы добиться этого, активистка вынуждена была после пяти месяцев бесполезных обращений ночевать в акимате.
За почти двадцать лет активности она написала в местные исполнительные органы только по одной проблеме общественного транспорта около 70 писем и обращений. На нее заводили несколько административных дел за «нарушение общественного порядка», подавали в суд.
Почему сложилась такая ситуация с государственным языком в Казахстане? Руза Бейсенбайтегі считает, что в первую очередь за это несут ответственность власти.
«Конечно, виноваты власти, как на самом верху, так и на местах. Нигде в мире руководители унитарных государств не говорят на другом языке. Везде руководство страны разговаривает всегда на государственном языке. По этому поводу я несколько раз обращалась уже и к президенту Токаеву. Но во власти до сих пор сидят чиновники, вышедшие из Советского Союза, 70% чиновников, на мой взгляд, обрусевшие, их детям не нужен казахский, поэтому так происходит».
Несмотря на возраст, Руза-апай не намерена останавливать свою борьбу за казахский язык.
Четверть века бла-бла-бла
В завершение не можем не вспомнить слова известного казахстанского писателя и переводчика, ныне покойного Герольда Бельгера, который, будучи немцем по происхождению, прекрасно владел литературным казахским.
В одном из интервью он сказал: «Разговоры о том, что с такого-то времени мы перейдем на государственный язык, что вся документация будет на казахском языке, что казахский язык возьмет верх везде и всюду, я слышу уже 25 лет. Однако при всем своем патриотизме по отношению к казахскому языку я считаю, что это нереально…».
Сложно не согласиться с этим мнением. Вряд ли ситуация в стране поменяется кардинально, пока развитием языка занимаются только активисты-энтузиасты.
Над статьей работали Назира Даримбет, Оксана Макушина, Юлия Козлова.
Материал создан при поддержке «Медиасети»
