1 сентября своим Посланием президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев открыл в стране новый политический сезон. Продолжением стали реформирование старых и создание новых министерств, а также перестановки в правительстве и руководстве ряда областей. Но стало ли послание программным документом экономических преобразований, как анонсировалось?
И приведет ли обновление кабмина к более эффективному управлению? Или все это было лишь данью устоявшимся традициям?
Об этом мы решили поговорить с политологом Димашем Альжановым.
— Димаш, ваше общее впечатление от очередного послания президента?
— Формат послания порядком себя изжил, особенно при продолжающимся политическом и экономическом застое. То есть послание стало церемониалом, которое должно скрыть этот застой и создать видимость, что президент владеет инициативой. Поэтому неудивительно, что содержание послания резко диссонируют с реальностью и не содержат новых идей и подходов. Все в рамках консервативной догмы авторитарной системы, где умалчиваются проблемы и преувеличиваются достижения. Поэтому общество не находит в нем отклика, все понимают, что заявления и действия президента диаметрально расходятся.
Более того, под этими заявлениями нет системного и поэтапного подхода по их реализации. Добавьте к этому неуместное морализаторство и нравоучения Токаева о дисциплинированном обществе, и вы получите твердую картину движущейся по инерции системы, во главе которой стоит человек с деформированной советской оптикой восприятия мира.
За свои годы президенства Токаев так и не показал способность к саморефлексии и изменениям. Вместо конкурентной и динамичной политической борьбы с реальными баталиями партий в парламенте о том, как и какие реформы проводить, мы наблюдаем ежегодные монотонные поручения и перестановки в правительстве. При этом сам президент не берет на себя ответственность ни за неэффективность назначенных им министров, ни за сказанные поручения.
И так каждый год.
— Предлагаемые экономические реформы, если озвученные меры можно назвать реформами, президент предварил оговоркой, что главные политические реформы уже проведены. Вы согласны с этим?
— Серьезных политических реформ не было. Была имитация, чтобы стабилизировать власть после январских протестов 2022 года. Эти поверхностные изменения реформами назвать нельзя.
Действующий политический аппарат и бюрократия не могут эффективно реализовывать реформы. Поэтому, в первую очередь, надо менять подходы в работе государственных институтов.
Необходимо было усилить независимость парламента и наделить его правом формировать и контролировать правительство, дать автономию судебному корпусу и вывести его из-под президента. Ввести выборность акимов, и начать не с сельских округов, а с городов республиканского значения, так как это самые подготовленные административные единицы.
Ничего из этого Токаев не сделал, поэтому общество не ощущает изменений. Нет положительной динамики.
— А вот в казахстанском сегменте интернета полно положительных отзывов о послании. Авторы, перечисляя озвученные президентом меры, отмечают, что политреформы их не особо интересуют. Могут вообще, на ваш взгляд, быть успешными экономические реформы без либерализации общественной жизни?
— Вы говорите о проплаченном сопровождении послания, оно не является индикатором общественных настроений. На самом деле связь политических и экономических реформ — прямая. Политика всегда идет на первом месте и определяет, какая экономика будет в стране.
Все современные исследования и практики показывают: чтобы экономика успешно развивалась, нужно создать благоприятный политический и правовой климат в стране. Авторитарные страны, с высоким уровнем коррупции этого сделать не могут. Пример Китая с Сингапуром тут неуместен. Наоборот, «азиатские тигры» получили импульс для экономического развития после череды кризисов и последовавших политических преобразований.
От Токаева не прозвучало главного — отхода от ручного управления экономикой.
Развивать логистику и отдельные сектора экономики надо, никто с этим не спорит. Проблема в том, что это нельзя сделать, используя действующий административно-командный подход. Это так не работает.
Более того, принятие новых государственных программ поддержки поверх действующей неэффективной политической модели приведет к еще большей коррупции и растратам бюджета. Попутно создав предприятия и госпрограммы, которые будут существовать за счет дотаций, то есть за счет денег налогоплательщиков и активов нацфонда.
То есть без политических реформ, подотчётности исполнительной власти обществу эффект от инициатив Токаева будет противоположный.
— Когда человек говорит неправду, это может быть как непреднамеренным заблуждением, так и намеренной ложью. Думаете, президент верит в то, что говорит?
— Говоря о политических реформах, Токаев демонстрирует циничный расчет. У него и его администрации нет никаких заблуждений, там прекрасно понимают, на какие последствия они обрекают общество удерживая власть. В этом проблема нашего государства, где власть узурпирована малой группой людей, которые в своем стремлении выжимать максимальные дивиденды из своего положения тормозят развитие всего общества. Получается, что люди платят своим низким уровнем жизни за благосостояние тех, кто находится у власти.
— Если говорить о конкретных мерах – создании новых министерств — с какой целью, как думаете, это делается и каков будет эффект? С одной стороны, мы имеем раздувание штата, увеличение бюджетных расходов, а с другой — нет никакой информации об эффективности этих трат.
— Создание новых министерств – не самая большая проблема, с которой мы имеем дело. В современных демократических странах, где кабинет министров формируется парламентским большинством, наблюдается гибкость в определении количества министерств, размеров аппарата, а если речь идет о коалиционном правительстве – портфели могут создаваться и по политическим причинам, в качестве компромисса, чтобы удержать единство коалиции.
В нашем случае проблема в том, что президент единолично и на свое усмотрение форматирует правительство. При этом правительство неподотчетно парламенту и отвечает только перед президентом. Оно формируется по принципу политической лояльности и не может принимать решения автономно от президента, включая решения, которые могут идти в разрез политических и экономических интересов президента. Отсюда проистекают все проблемы сомнительных решений, неэффективности и коррумпированности исполнительной власти.
Более того, президент назначает всех глав исполнительной власти в регионах, и так этот недуг распространяется на все уровни государственного управления.
— Логично было бы, чтобы депутаты, хотя бы те «независимые», которых недавно провели в парламент, задавали этот вопрос – на каких принципах реформируется кабмин. Но у нас и этого нет. Почему?
— Потому что депутаты тоже не имеют политической самостоятельности, парламент у нас контролируется президентом. Эти депутаты неспособны проводить полноценные слушания и служить ситом для отбора кандидатов на должность министров. То есть нет системы сдержек и противовесов на пути злоупотреблений властью со стороны президента.
Чтобы парламент был независимым, надо, чтобы он состоял из избранных депутатов, через конкурентные выборы. Надо также лишить президента полномочий по роспуску парламента, формированию состава ЦИК, контроля за депутатами через императивный мандат.
Еще есть масса других полномочий, которые требуют пересмотра, включая право президента определять денежное жалование как для депутатов, так и для других высокопоставленных должностных лиц. Невозможно говорить об усилении парламента при действующей Конституции и том объеме полномочий, которые присвоил себе президент.
— Обсуждать конкретные назначения есть смысл? Совершенно новых фигур, ранее не замеченных во властных структурах различного уровня, в новом составе кабмина нет. Или все же есть?
— С точки зрения эффективной работы правительства эти перестановки ничего не решают. Обсуждать их имеет смысл, если вы хотите понять, кому отдает предпочтение президент и кто получает доступ к должности и ресурсам. Назначения президента — это его возможность формировать и поощрять свое лояльное окружение, выстраивать свою сеть влияния.
К примеру, должность министра промышленности дали Канату Шарлапаеву, чья кандидатура могла бы вызвать обоснованные сомнения и опасения у общества относительно того, чьи интересы он представляет. Журналисты сообщают, что до прошлого года он был гражданином России, а его отец связан с партией «Единая Россия» и коррупционными преступлениями.
— Но почему у нас такая короткая «скамейка запасных» на министерские посты? Где тот кадровый президентский резерв, о котором так много говорили?
— Политическая система в стране закрыта, у общества нет возможности создавать партии и бороться за власть через выборы, поэтому нет естественной циркуляции новых политиков из числа акимов или депутатов, которые в последующем могли бы претендовать на посты в правительстве. Надо говорить о том, чтобы появилась политическая конкуренция и сменяемость власти, а не о том, чтобы насыщалась «скамейка запасных».
Что касается президентского кадрового резерва – это порочная идея, которая могла появится только в авторитарной стране, где власть удерживается президентом долгие годы. Нам не следует нормализовывать практику формирования лояльного бюрократического аппарата президенту, она противоречит здравому смыслу и открытой конкуренции.
Этот подход вкупе с невозможностью бороться за власть служит препятствием для появления более компетентных и амбиционных людей в государстве. И пока он не будет преодолен барьер в виде авторитаризма, качество госслужащих и качество управления страной будет неуклонно снижаться.
— Спасибо за интервью!
ПОДДЕРЖИТЕ «РЕСПУБЛИКУ»!
Можно через KASPI GOLD, отправив донаты на номер телефона 8-777 681 6594 или карты 4400 4302 1819 1887.
И есть еще несколько способов – на этой странице.
