Почему мы не можем как беларусы, украинцы, грузины и армяне?
Это я о митингах.
Что такое митинг? Это форма выражения протеста граждан на действия (или бездействия) властей. Смысл любого митинга – быть услышанным властью. Отсюда чем больше людей, шума, чем больше скандала и огласки, тем больше шансов, что на требования протестующих обратят внимание.
Скажем, если соберется тысяч 10 возбужденных протестантов с файерами, петардами, перекроют баррикадами движение транспорту, разобьют несколько витрин и устроят потасовку с полицией – считай, митинг удался. Ну а если 100 тысяч? Тут уж точно незамеченным акция не останется, и можно ожидать, что во власти к этим требованиям отнесутся серьезно. Ну а если на улицы выйдет миллион, то это конкретное приглашение адресату протеста уходить в отставку. То есть сила митинга, прежде всего, в его многочисленности, а потом уже в том, что на нем говорят. Чем больше соберется на митинг, тем весомее звучащие на нем требования, и тем больше шансов, что на них будет какая-то реакция.
Но если на митинг пришло 50-200 человек, которые молча стоят, вяло слушая выступающих, а выступающие говорят каждый о своем наболевшем, не соотнося это с темой митинга, а в отдалении стоят, позевывая, полицейские, которым откровенно скучно, то назавтра о таком митинге никто не вспомнит.
Собственно это и случилось с последним митингом в Алматы, который войдет в историю под названием «разрешенный». Малочисленно, скучно, с дежурными лозунгами – этакая показательная демонстрация отсутствия сторонников и поддержки масс.
Правда, благодаря появлению на митинге трансгендера, митинг получил огласку в СМИ и социальных сетях. Эту неожиданную PR-поддержку не оценили инициаторы акции и вместо благодарности окрестили представителя сексуальных меньшинств, провокатором.
Спрашивается, зачем нужна была эта демонстрация отсутствия поддержки в обществе? Неужели организаторы верили, что может получиться что-то масштабное и серьезное?
У неразрешенных митингов оппозиции есть интрига, делавшая их зрелищными по форме: митингующих задерживали. Этим они привлекали журналистов и просто граждан: протестующих жестко хватали и тащили в автозаки. И все всякий раз ждали, когда же митингующие возмутятся и дадут отпор. Но давать отпор было некому, потому что на каждого протестующего приходилось по три полицейских.
У разрешенного митинга эта интрига пропала. Это при том, что по сути требования митингующих остались те же, но реакция на них стала иной. Оказалось, не в требованиях дело. Власть наконец-то поумнела: до них дошло, что сами по себе требования реформ, освобождения политзаключенных и даже смены власти не опасны, если их поддерживают 300-500 человек, собравшихся под присмотром в указанном месте.
Видимо, пришло понимание, что это не столь опасно, потому что, как правило, собирается одни и те же люди, которых уже не переделаешь – пусть собираются. Опасно для Акорды другое – когда эти требования начнут собирать десятки тысяч сторонников, как это происходит сегодня в Беларуси. Однако двухлетняя практика митингов ДВК убедила, что в Казахстане ситуация иная, и желающие митинговать пока умещаются в автозаках, имеющихся в распоряжении МВД. То есть все упирается в граждан, которые в своей массе пока не созрели для протестов, которые бы были опасны для власти.
Власти это похоже поняли. А люди в оппозиции, к сожалению, нет, и поэтому продолжают принимать массовое недовольство властью за готовность с ней конфликтовать. Но это разные вещи, и поэтому митинги оппозиции собирают так мало людей. Аблязову, чтобы это понять, потребовалось почти два года. Однако тем же путем, похоже, собираются идти и многие другие оппоненты власти.
Увы, бесполезно пытаться вывести на протесты людей, которые к этому не готовы. Серьезный гражданский протест это прерогатива гражданского общества. Но его в Казахстане еще нет. Оно только-только формируется, и институт независимых наблюдателей на выборах — это одна из первых ласточек.
В этом плане любые выборы – это мощнейшая школа формирования гражданской позиции. Для того, чтобы быстрее сформировать гражданское общество, в Казахстане необходимо как можно чаще и больше пропускать граждан через выборы. И чем несправедливее выборы, тем быстрее будет идти процесс гражданского воспитания казахстанцев. Да, да, чем больше казахстанцев получит импульс возмущения на не честных выборах, тем быстрее казахстанцы придут к общенациональному протесту против таких выборов.
В нашей ситуации глупо сидеть дома, призывая друг друга к митингам, на которые никто не выходит. Какой смысл?! Тут должна работать другая логика: хочешь научиться плавать — залазь в воду и учись в режиме step by step! Точно также в политике: хочешь менять ситуацию – иди и пробуй хоть что-то сделать в свою пользу. Шаг за шагом. Ошибаясь в тактике, обманываясь на косановщине, выбирая не тех. Главное начать, а там, глядишь, и до митингов дело дойдет.
Посмотрите на ту же Беларусь! Там не нужно вытаскивать людей на улицы, они выходят на протесты без всяких призывов и агитации. Потому что там большинству власть обрыдла, и их протест идет изнутри. У нас же значительное количество людей пребывает в святой наивности, что власть в стране поменялась, и на этом основании они надеются на изменения в лучшую сторону. Надеются и ждут этих изменений.
Вот на этой наивности большинства и строится отсутствие поддержки протестов тех, кто понимает, что ждать придется до ишачей пасхи, а потому нужно эти изменения требовать и добиваться. В том числе и через участие в выборах, митингах и прочих акциях протеста, которые являются неотъемлемым конституционным правом граждан. Поэтому все, кто сегодня призывает к бойкоту парламентских выборов, объективно помогают Акорде законсервировать развитие гражданского общества и тем самым способствуют сохранению нынешнего политического режима.
