Телефонный разговор Навального c одним из его убийц. Расшифровка

К: Да, Артем? Приветствую.

М: Константин?

К: Але?

М: Константин Борисович?

К: Да-да-да.

М: Меня зовут Устинов Максим Сергеевич. Я помощник Николая Платоновича Патрушева. Мне ваш телефон дал Владимир Михайлович Богданов. Извините за ранний звонок, мне нужно 10 минут вашего времени, очень сильно нужно.

К: Слушаю.

М: Руководство, в очередной раз, новые итерации обсуждения, попросят вас, наверное, попозже рапорт подготовить, но я раз делаю доклад для Николая Платоновича, на Совете Безопасности это все будет обсуждать на высшем уровне. Мне нужно один абзац, просто краткое понимание от членов команды: что у нас пошло не так, почему в Томске с Навальным был полный провал? Ваше мнение мне скажите, напишите, пожалуйста, я запишу, а позже уже в рапорте укажете.

К: Ну, в Омске был провал…

М: Нет, в Томске, имеется в виду в Томске.

К: В Томске?

М: Да.

К: А чего в Томске было?

М: Константин Борисович.

К: Да-да-да.

М: Вы слышали, что вам сейчас сказал? Я по поручению Патрушева звоню.

К: *кашляет* нет, я понимаю все прекрасно, я просто пытаюсь в голове вспомнить, а в Томске что было?

М: Ну вы в Омск 25-го числа зачем ездили?

К: В Омск или в Томск?

М: Вы ездили в Омск 25-го числа. В Томске была операция, и сейчас я составляю короткую версию рапорта, что там случилось. Попозже Владимир Михайлович попросит вас написать длинную версию. Я понимаю, что это в очередной раз, но руководство для Совета Безопасности меня просит подготовить документы сейчас. Поэтому вы мне очень сильно поможете, если не будете задерживать Николая Платоныча.

К: Я бы с удовольствием помог, но я сейчас на коронавирус сижу, дома.

М: Поэтому я вам и звоню.

К: А с Макшаковым если связаться?

М: Макшакову я позвоню тоже, конечно же. Ну то есть я сейчас… Это простая процедура: я буду звонить сейчас Макшакову, Александрову, Таякину, и с каждого буду просить на два абзаца объяснение, потому что мне нужно в итоге рапорт сделать на два листочка. Сами понимаете, кому я делаю рапорт на два листочка, я не хочу здесь именами бросаться, но я бы не стал названивать вам в семь утра и не стал бы Богданову звонить в семь утра, если бы не срочная ситуация. У меня просто здесь вот написано: «Кудрявцев: считает так и так, почему у нас не получилось, почему было плохо, и что нужно сделать, чтобы хорошо».

К: Я бы написал, но я сейчас дома на карантине.

М: Так вы мне скажите, а я запишу.

К: У меня подписка о не-это (?). Если с Макшаковым переговорите…

М: Я с ним переговорю. Константин, вы меня просто услышьте, пожалуйста. Письменные документы вы, конечно, на имя Богданова сделаете попозже. Сейчас мне нужно просто, я всех обзваниваю, и ваших коллег в том числе. Мне нужен просто с ваших слов один абзац текста. Что, по вашему мнению, самая главная проблема провала операции в Томске. Я записываю.

К: Ну я не владею информацией полностью сейчас.

М: Естественно. Ну вы в том объеме, в котором вы владеете информацией.

К:…

М: Алло, я пишу.

К:…

М: Давайте я вам помогу. Давайте вы просто… По 10-балльной шкале, вы оцениваете работу Александрова как? Понятно, что он ваш коллега, но тем не менее.

К: А-александрова?

М: Да.

К: Ну, работа хорошая, да. Оцениваю хорошо.

М: Лидерские качества Таякина вы как оцениваете? Координацию команды?

К: Таякин там не был. Там Осипов был.

М: Я знаю, что там не было Таякина, но был Осипов, но тем не менее, Таякин в операции участвовал, правильно?

К: Не знаю, у меня нет такой информации, я не могу ничего сказать.

М: Ну хорошо. Осипова вы по 10-балльной шкале как оцениваете? Ща, погодите, я записываю.

К: Да-да-да, хорошо оцениваю.

М: Тогда — логичный вопрос, согласитесь, я должен просто сейчас должен буду объяснить Патрушеву — если вы говорите, что вы хорошо оцениваете и Александрова, и Осипова, почему ничего не получилось?

К: Ну вот этот вопрос я себе задавал не один раз, кстати. Вроде, как бы, была (?) ситуация — то что информацией я владею, а я владею не всей информацией, сами понимаете, я владею той информацией, которая у меня есть непосредственно, или которая до меня доводится.

М: Ровно для этого мы и делаем доклад, чтобы каждый со своей колокольни посмотрел. Сейчас меня интересует только ваше мнение.

К: Ну, я оцениваю работу хорошую, по крайней мере, работа сделана, ну, как сделали, как это все прорабатывался вопрос, я считаю. И не один раз.

М: Вот в том-то и дело, что прорабатывалось не один раз.

К: Вы от Троянова звоните Артема? Просто мне номер телефона Троянова Артема высветился.

М: Ну конечно, я звоню через… звоню по общей системе. Богданов меня просил звонить, я так и звоню, чтобы вы не беспокоились.

К: А.

М: Хорошо. Очевидный вопрос, ответ на который должен быть в моей бумаге. Если вы оцениваете хорошо работу и Осипова, и Александрова, почему провал-то? Что нужно сделать в будущем, чтобы ничего этого не было?

К: Фух. Ну, в нашей работе, сами понимаете, вопросов и нюансов всегда очень много, и все учитывать стараемся всегда по максимальному, чтобы не было никаких просчетов и так далее, сами понимаете, да?

М: Я понимаю.

К: Вопрос прорабатывался досконально, я так считаю, ну, это мое мнение. По крайней мере, особенно если брать, кхм, то что ранее было сделано. Но нюансы есть всегда, в каждой работе есть нюансы всегда. Вся ситуация повернулась как бы, с одной стороны… ну, как сказать-то тут правильно, не понимаю…

М: Ну?

К: Ну я тоже думал, что могло… Ну, посадили там, это, сами понимаете, улетел, посадили, ситуация сложилась так, что… Не в нашу пользу, я так считаю. Если б чуть дольше, то ситуация, думаю, могла бы пойти по-другому.

М: Чуть дольше что, Константин Борисович?

К: Летел.

М: Чуть дольше летел?

К, Ну, возможно, да, если б чуть дольше летел, а не посадили бы его резко как-то и так далее, возможно, это все пошло бы не так. То есть, если бы не оперативная работа медиков, скорой помощи на посадочной полосе, и так далее.

М: Самолет посадили через 40 минут, в принципе это должно было бы учитываться при планировании операции. Нельзя сказать, что самолет посадили моментально. Рассчитали неправильно дозу, вероятности, почему?

К: Ну, это я не могу сказать, почему, как сказать. Я так понимаю, что рассчитывали все с запасом, поэтому…

М: Хорошо. Я с вами откровенно говорю, потому что вы поймите меня тоже. Вот есть руководство, вы знаете, как ведет себя руководство: «Давай, быстрей, щаз в пятнадцатый раз все пиши».

К: Да-да-да-да-да.

М: Вот у меня вопрос записан: «В чем проблема? Был Калининград, потом был Томск. Почему не были учтены проблемы Калининграда, чтобы все нормально прошло в Томске?

К: Ну про Калининград я и не знаю ничего совсем, у меня информации нету. Там я знаю, что было, не Калининград, знаю по Томску, что было, а по Калининграду не знаю, ситуация какая. Этой информации у меня нет.

М: Скажите, пожалуйста, а вот непосредственно механика: как было использовано вещество? Вы считаете, что был правильный выбор сделан?

К: Ну да, да, я думаю, да.

М: Если кратко это было сделано, как это объяснить, как мне это описать в докладе?

К: Ну это уж надо по отдельной связи объяснять, как бы…

М: Ну вы же понимаете, кому я пишу доклад. Там не то что по оперативной связи… Просто человек, который не сильно разбирается и, в общем-то, не хочет вникать в детали. Как ему кратко объяснить, как было сделано? Просто чтобы я точно это сформулировал.

К: Как было сделано что?

М: Как было нанесено вещество.

К: Ну, я говорю, это лучше по оперативной связи. Сами понимаете, я работал уже потом…

М: Да, я знаю.

К: Я в самой как бы это… По крайней мере, то, что после мы смотрели, там, как бы делали свои мероприятия. Ну да, факт того, что нахождение, возможно… как сказать-то… Куда нанесли, куда его там.. да, сделали там дело, соответственно. Может быть, и была какая-то вероятность обнаружения после.

М: Ну вот смотрите, опять же, у нас с вами откровенный разговор. Вы понимаете, почему я пишу это: бутылка, скандал, телевидение, нашли, обнаружили. Соответственно, руководство говорит: объясни нам, почему обнаружили, почему было на бутылке, и нужно объяснить им кратко.

К: На бутылке не было ничего.

М: Хорошо. Тогда откуда взялось это на бутылке, если ничего не было, или это придумали, что ли?

К: не, на бутылке-то вроде не было как бы, по крайней мере, то что я информацию знаю. Более конкретные подробные вопросы — это у нас Станислав Валентинович… Я не полностью как бы на 100%, поэтому…

М: Мне поэтому Богданов и сказал, и дал ваш телефон, потому что задача, которая передо мной руководство поставило — у каждого собрать их мнение. Здесь же, скорее, вопрос не в том, чтобы сделать какие-то оргвыводы. Вопрос в том, как в будущем действовать нормально и чтобы руководство — высший руководитель — четко понимал, что произошло. Поэтому еще раз извиняюсь, что с утра вас огорошил, но кулаками стучат по столу и говорят: дай мне на две страницы отчет, чтобы ОН все понял. Что мне в этих двух страницах написать?

К: Вы мне первому позвонили? Никому еще не звонили?

М: Я с вас начал, но у меня есть список, и я буду сейчас всем звонить. На самом деле мне же не нужно, чтобы вы мне рассказали все за всех, мне нужно просто свой взгляд. Вы бы как сделали иначе? Если бы вы планировали операцию, как нужно было сделать иначе эту штуку?

К: Ну это надо садиться и думать конкретно уже. В зависимости от ситуации, от обстоятельств. От возможных способов, а точнее, не способов, а возможных мест. Я говорю, нюансов очень много, и надо учитывать каждый нюанс, каждую мелочь. По моему мнению, все правильно было спланировано, по-другому никак не могло быть. Если бы неправильно было спланировано, ничего бы не делали. Вот, я считаю. Я говорю: сама факт как бы, ну, способ был выбран правильно, но нюансы какие-то все равно есть всегда.

М: Так еще раз, какой способ-то был выбран?

К: Вы не знаете разве?

М: Ну, я что-то знаю, что-то не знаю, но я должен у вас спросить, у меня написано: поговорить, задать такие-то вопросы, я и задаю.

К: Ну я вам по этому телефону не могу рассказывать такое.

М: Я поэтому вам и звоню, потому что срочно эта бумажка нужна.

К: Вам нужно звонить по оперативной связи Станиславу Валентинычу, он вам, возможно, расскажет, как все это было, по этому телефону-то я не могу сказать, как все было.

М: Вы же видели, что я вам звоню через коммутатор, вы мне можете сказать. Я согласовал этот разговор с Богдановым.

К: Что-то мне никто не звонил, ни Богданов вчера не звонил, ни Макшаков.

М: Так потому что это сегодня утром, меня самого подняли в пять утра и сказали: давай, поэтому я тут бегаю все утро судорожно, ищу все телефоны. Хотите — через некоторое время позвоню по оперативной связи, просто вы мне очень сэкономите время, если сейчас скажете. Потому что у меня еще список из 13 человек.

К: Вы не скажете, как вас зовут? Я запишу.

М: Устинов Максим Сергеевич, помощник Патрушева Николая Платоновича.

К: Угу.

М: У меня по-прежнему остались вопросы. Вещи где? Что с вещами?

К: Что с вещами?

М: Ну, навальновские вещи где?

К: Ну, я их в крайний раз видел в Омске самом. Оставили там. Ну, мы там ездили, работали.

М: Вы 25-го же летали в Омск?

К: ну мне бы вспомнить. Ну, наверное, примерно да. У меня записано на работе.

М: Конкретно, что с ними произошло?

К: Конечный пункт нахождения их?

М: Да.

К: Ну, конечный пункт нахождения и без понятия, могу знаете что сказать? Мы когда приехали, нам отдали их, привезли местные ребята омские с этой полицией, как их.. транспортной. Нам отдали коробку, мы с коробкой поработали, соответственно, и вернули все ребятам местным. А местный начальник — у меня его телефон есть, если надо, могу дать — эту коробку я ему сказал, чтобы он вернул назад. Скорее всего, он отдал ее этим ребятам, транспортной полиции.

М: Ага. А дайте номер начальника, пожалуйста.

К: 89620592595

М: А имя отчество?

К: Михаил Палыч. Он начальник…

М: Ага, я выясню, нет проблем. Давайте подробнее про вещи. На них было что-то? Коробка, то есть, что-то нашли на ней, что с этим конкретно сделали?

К: Ну, мы же два раза ездили. Первый раз пакет был обычный, с печатями там всё, он разорванный весь был. Ну, там были вещи, они все какие-то мокрые были. Были вещи, соответственно, было там, костюм, трусы, носки, маски, футболка.

М: И какую процедуру вы реализовали, что вы делали с этим, чтобы я сообщил?

К: Ну, обработку делали.

М: Обработку по этой методике бийской?

К: Бийской?

М: Ну, поправьте меня, если я ошибаюсь.

К: Нет, нет, я не знаю бийскую методику. Или, может быть, знаю, но не понимаю сейчас, о чем.

М: Что конкретно делали, объясните?

К: Обрабатывали растворами, что не это… оххх… как сказать-то… обрабатывали, чтобы не было следов там, ничего такого.

М: Все вещи обрабатывали?

К: Нет, сначала не все. Сначала там основные: костюмы, трусы, вот это все. Пока мы ездили, еще коробку принесли, там уже все-все обрабатывали в последний раз.

М: На вещах, есть ли вероятность того, что в больнице жена Навального или кто-то, срезали кусок одежды, и он попал…

К: Нет.

М: Такой вероятности нет?

К: Нет. Все было в целости и сохранности. Следов отрезания и так далее не было.

М: По вашему мнению, как в итоге немцы это все обнаружили?

К: Ну они же Бундесвер привлекли. Там военные химики работают. Может быть, у них есть какие-то методики обнаружения.

М: В каком месте его тела могли быть следы, которые они обнаружили?

К: На теле нигде не было, на теле нигде не нашли. Они по крови скорее всего работали. На теле, я считаю, ничего нет. Предположение такое. Его еще непосредственно у нас в больнице мыли.

М: У кого в омской больнице я могу спросить, мыли ли тело?

К: Нет, этой информации нигде нету. Вот этот Михаил, начальник БТ <речь идет об Управлении по борьбе с терроризмом ФСБ – The Insider>, он всей информацией обладает — как там что делали.

М: Хорошо. Извините, вопрос наивный, но, исходя из того, что я записал, мне его зададут. Одежду замывали, потому что на одежде могли быть следы. Значит, и на теле могли быть следы. Но вы говорите, что на теле не могло быть следов. Почему?

К: Ну, мне кажется оно впитывается быстро просто. Не оставляет, мне кажется, следов. Это Макшаков скажет более подробно, я всей информацией не обладаю. Я даже не знаю, че там делали. Ну, я имею в виду, сами понимаете, да?

М: Я понимаю.

К: Я не знаю, у меня нет информации. Мне сказали, я приехал, сделал и уехал. Вся остальная информация, по поводу кто там ездил и кто это делал — этой у меня нет информации.

М: С ними со всеми я сам поговорю, сейчас меня интересует ваш взгляд конкретный. Давайте еще раз суммируем. Выжил этот фигурант, потому что самолет посадили слишком рано — это главная причина?

К: Мне кажется, что да. Если бы чуть дольше, возможно бы все закончилось по-другому. Видите, тут стечение обстоятельств — самый плохой фактор, который в нашей работе может быть.

М: Понятно. Под стечением обстоятельств мы имеем в виду обстоятельство номер 1 — это посадили самолет. Обстоятельство номер 2 — это что?

К: То что приехала скорая и так далее. Провели вот эти мероприятия первичные, которые они обычно… понизили кислотное состояние, вкололи антидот какой-то. Предположительно, предположительно, что возможно что-то такое, ну там же симптоматика похожая. Они действовали непосредственно по инструкции, медики, поэтому из-за того что сработала скорая – это тоже фактор. Дальше то, что увезли его в больницу, тоже провели какие-то мероприятия в зависимости от симптоматики и всего вот этого.

М: Вот я не понимаю, и, исходя из вопросов, которые мне поставили, руководство тоже не понимает: план был, что он в гостинице концы отдаст или в самолете?

К: Об этом информации у меня нет.

М: Но планирование же было, исходя из того, где это все случится.

К: Если бы я знал, я бы сказал, врать не хочу. У меня нет и не было информации, как это должно было проходить. Я могу только предполагать.

М: Так вот предположите.

К: Ну я не могу предположить, я же не знал всего плана проведения. До меня доводят информацию, которую я должен знать, все. Больше до меня ничего не доводят. Выдумывать, придумывать — это плохо, я считаю.

М: Выдумать, придумывать — плохо, но задача, которая передо мной поставлена — извините, что я повторяю как попугай — поговори со всеми, и пусть они составят свое, каждый человек, который сидит внутри. В нашей работе, вы абсолютно правильно говорите — все зависит от случайностей, каких-то странных вещей. Поэтому мнение каждого человека о том, что правильно, о том, что неправильно, очень важно, вообще ваш взгляд на всю картину. Потому что последствия всего этого — ну, вы понимаете — будут нам аукаться еще долго.

К: Да понимаю, я же тоже и смотрю телевизор, и интернет читаю. Не рассчитывали, думаю, на все вот это, я уверен, что все пошло не так.

М: На это, прямо скажем, не рассчитывали, поэтому нужно понять.

К: Ну я думаю, что это должно было в ближайшее время как-то произойти, может быть, даже… А может быть, было и рассчитано, что он полетит, потому что сами понимаете, да: лететь три часа примерно, это долгий перелет. Если не сажать самолет, то, возможно, был бы другой эффект, и результат был другой. То есть я считаю что самолет сыграл решающую роль. Ну, один из факторов, что посадили и провели мероприятия первичные.

М: Сколько времени прошло с момента отравления до того, как он отрубился?

К: Информации нет у меня такой. Я не знаю по времени, когда все сделали, то есть когда отработали. Это скажет Макшаков наверняка, ну или ребята, может, кто знает.

М: у меня есть еще такой странный вопрос. Вы же с Навальным ездили сколько, и в Киров в 2017 году, вы-то сами как его личность оцениваете?

К: Чью?.. В смысле, как оцениваю?

М: Ну, я поэтому и оговорился, что странный вопрос.

К: Аккуратный очень, всего боится — с одной стороны. А с другой — он же ходит везде и так далее. Номера меняет периодически, осторожный очень в этом плане. То есть он наверняка, может быть, чувствовал, чуйка какая-то была, потому что за ним же следили и так далее, сами понимаете. Але?

М: Угу, да-да-да-да-да, я слушаю, я записываю просто.

К: Он озвучивал в своем блоге не один раз, что за ним какая-то наружка ходит. То есть он очень осторожный, аккуратный в этом плане, лишних движений не делает никогда.

М: Есть вероятность, что он кого-то из членов группы видел в лицо?

К: Ой, это вряд ли, мы всегда строго к этому подходим, сменная одежда и так далее.

М: У меня есть информация, что однажды члены группы летали с ним одним рейсом, было такое?

К: Ой, этой информации у меня нет, к сожалению. Обычно берутся всегда рейсы специально разные. Где-то даже если группа летит, несколько бригад, одна летит одним рейсом, другая другим. Стараются всегда как-то… Я не знаю как это могло быть, информации не имею.

М: Ну то есть вы такого не знаете?

К: Нет, не знаю.

М: То есть по шкале от 1 до 10 какова вероятность того, что члены его группы, команды могли сфотографировать кого-то записать, кто-то случайно мог на камеру попасть?

К: Нуууу учитывая наше сегодняшнее… сейчас везде камеры стоят. Но все равно, когда работают, это закрывается и так далее, сами понимаете, да? Работу ведем только тогда, когда нам оперативные сотрудники дают добро, то есть они нам объясняют ситуацию, а мы им говорим, идем или нет. То есть всегда отсекается возможность снятия какого-то вида. Максимальная конспирация — это первое дело. Никто не снял, никто лишний не видел, это исключается всегда.

М: Вы сами как оцениваете работу оперативных сотрудников?

К: Которые принимали участие? Ну, тех, с кем я работал, хорошо оцениваю.

М: Давайте я запишу фамилии и телефоны.

К: Чьи?

М: Ваших контактов, с которыми можно это обсудить. Я думаю, я вряд ли буду с ними связываться, но если руководство скажет, чтобы я оперативно мог это сделать.

К: Так, ну я всех-то и не помню ребят-то… Ну вот был этот Михаил, а остальных я че-то и не помню даже ребят, давно было. 2017 год — это не вчера, не полгода назад, я даже контактов не сохраняю, ну, по таким вещам-то. Этого я оставил, потому что мы с ним связывались уже не один раз, потом еще ездили во второй раз. К ребятам вопросов нет, все организовано всегда хорошо в плане обеспечения, проведения мероприятий, нареканий никогда не было.

М: Сколько всего у нас было операций по Навальному?

К: Не помню, сколько, помню вот, что я был в Кирове, а больше не помню.

М: У меня есть оперативная информация, что они там готовят какие-то публикации. Может, поэтому меня и попросили со всеми связываться. И якобы он подозревает, что были еще попытки. О чем может идти речь? Что может знать Навальный? Вот он может заявить: меня пытались отравить столько-то раз. Что он может сказать?

К: Что он может об этом думать?

М: Да.

К: Ну, не знаю, я про какое-то там что-то еще ничего не в курсе. Я слышал, да, он что-то озвучивал, были какие-то попытки, но чем речь, я даже не знаю. Может быть, что-то и было, но через меня это не проходило.

М: Вы очень помогли, давайте я еще раз по своим бумажкам сейчас пробегусь. Самолет у нас есть ответ на этот вопрос, помощь медиков есть, оцениваете работу коллег высоко.. Поправляйте меня по ходу дела, если я что-то неправильно сказал.. Оцениваете работу Паняева как?

К: А кто это?

М: на месте работал, Владимир Александрович Паняев.

К: Паняев…

М: Не знаете такого?

К: Нет, не пересекался. Может быть, ребята пересекались…

М: Хорошо, со Станиславом Валентиновичем обсужу. Одежда обработана и все с ней хорошо?

К: Ну, по крайне мере в крайний раз когда отдавали — да, все чистенько.

М: Не будет никаких сюрпризов у нас с одеждой?

К: Ну, поэтому несколько раз и поехали.

М: Так, в первый раз 25 августа поехали, а во второй?

К: Попозже, недели через две, наверное, или через неделю.

М: Не помните точно?

К: Нет, к сожалению, не помню. Макшаков скажет.

М: Окей. Кто еще ездил с вами?

К: Со мной?

М: Да.

К: Василий Калашников.

М: Калашников…

К: Но его фамилия, наверное, не озвучена была, да?

М: У меня нет в списке его, странно…

К: ну, значит, руководство посчитало, что не..

М: Ну да… Хорошо, я у Богданова уточню этот вопрос. На теле, вы считаете, ничего не могло остаться?

К: Я считаю, что нет. Я не в курсе, что они сделали, ну, что именно. Понимаете, о чем я говорю? Я не знаю, что там было такое — и по свойствам, и по проникновению. Но я так думаю, что если делали что-то, то там вряд ли что-то могло остаться.

М: А на какой предмет одежды был акцент? Самый рискованный предмет одежды — это какой?

К: Трусы.

М: Трусы.

К: Рискованный в каком плане?

М: Ну, где больше всего могла быть концентрация?

К: Ну, трусы.

М: Это внутренний шов, наружный шов, прилегающий куда? У меня здесь целый блок вопросов по этому, я это все с Макшаковым буду обсуждать, но нужна и ваша информация тоже.

К: Ну, мы внутренний обработали. Ну, по крайней мере, обработка была.

М: Ну вот представляете, трусы. И вот в каком месте…

К: Ну вот внутренняя, паховая часть.

М: Паховая часть трусов?

К: Ну, гульфик так называемый. Там швы такие есть, вот, по швам…

М: Погодите, это важно, сейчас, секунду… Кто передал информацию о том, что должна быть обработана гульфиковая часть трусов?

К: Мы предполагаем, сказали работать по трусам именно, по внутренней части.

М: Кто сказал-то? Макшаков?

К: Даа.

М: Ща пишу. Внутренние швы трусов… Окей. Значит, серого цвета трусы, не помните?

К: Синий. Но не факт, уточняйте лучше информацию у него.

М: Они целы, то есть их можно вернуть ему, теоретически? Делать мы этого не будем, но они целые и все с ними нормально?

К: Да, все чисто.

М: Визуально не будет видно, они не вывели, на них нет пятен, ничего нет?

К: Нет, нет, ничего нет. Они в хорошем состоянии, чистые.

М: Штаны?

К: Там та же область внутренняя, возможно, и там че-то было, мы там тоже замывали. Ну это предположительно, потому что как бы контакт со штанами тоже есть, возможно, и там что-то было. Штаны тоже обработали. Они тоже чистые, все с ними нормально.

М: Это вообще была ошибка или правильно — контактный способ нанесения?

К: Ну, это не мне решать.

М: Ваше мнение какое?

К: Руководство так посчитало, значит, это правильно, наверное. Способ хороший.

М: Ну, раз он остался жив, значит, не такой он хороший. Вы меня поймите правильно…

К: Ну, я же говорю, обстоятельства сложились так, что ситуация пошла вот так. Контакт есть — значит, проникновение будет хорошее. Выбрали, видимо, в зависимости от ситуации, в зависимости от опыта.

М: Про это спросил, про это тоже.. Добавить что-нибудь хотите, что считаете существенным, что мне стоит отметить в рапорте?

К: Да нет, я считаю, все, наверное, и так информации много. А вы кому сейчас будете звонить еще, если не секрет?

М: Секрета нет, но я буду очень благодарен, если вы не будете никого предупреждать, потому что мне нужно мнение — сами понимаете, мне не нужно, чтобы вы между собой договаривались..

К: Ну видите, я первый, мне никто не позвонил, ни Богданов, ни Макшаков, я, честно говоря, ошарашен вопросами этими всеми, сами понимаете.

М: Константин Борисович, все ошарашены. Представляете, как я ошарашен? Я вообще об этом не знаю ничего, мне позвонили в пять утра, сказали: иди, выясняй. И вот я звоню вам и глупые вопросы задаю. Я вообще об этом знаю очень мало, но работа такая: позвонили — надо делать. тогда я буду вашим коллегам сейчас звонить, и будет здорово, если вы в течение времени какого-нибудь не будете с ними делиться подробностями, чтобы их рассказ тоже был какой-то более…

К: Я подробностями делиться не буду, я сейчас Макшакову позвоню, он в курсе вообще этого…

М: Он, конечно, в курсе. Макшакову я еще с утра звонил, он, собственно говоря. Я сегодня с утра разговаривал с Богдановым и Макшаковым.

К: А Богданов дал мою фамилию, ребят, соответственно?

М: Ну, естественно.

К: А телефончик нет вашего, связаться с вами, если что?

М: Есть, конечно. 89169122487. Максим Сергеевич.

К: Да, я записал.

М: Если мне нужны будут какие-то уточнения, я еще звонить буду в течение пары часов, так что оставайтесь на связи, пожалуйста, хорошо?

К: Да я всегда на связи, днем и ночью, у меня привычка. С телефоном везде хожу, и в туалет, и в ванную.

М: Понимаю, понимаю. Вот все-таки я не понимаю одной вещи. Они наносили на трусы или на трусы и на штаны? Потому что у меня информация двойная, и я не могу понять.

К: Это Макшаков скажет точно.

М: Ну они мне скажут-то скажут, а я хочу, чтобы вы мне сказали.

К: Я не знаю. Мы работали по трусами и штанам, смотрели, нет ли там каких-то пятен. На трусах видимых пятен не было. На штанах тоже, там флисовые штаны такие, плотные, на них вообще ниче не останется. Тем более они темного цвета, и те и те. Поэтому как нам сказали, так мы и смотрели. Визуально не было видно.

М: Понятно, хорошо, спасибо большое, Константин Борисович, будем на связи, буду обращаться еще.

К: Мы все обсудили?

М: Да-да.

К: А вопрос такой: ничего, что мы это по обычном телефону обсудили?

М: А мы ничего такого не обсуждали особенного. Это экстренная ситуация, я думаю, ничего страшного нет, я с Богдановым согласовал, что буду звонить по такой связи.

К: А, согласовали, да?

М: Да, да.

К: На связи тогда.

М: Удачи, пока