«У нас началась война, сообщите всем!» — этот заголовок вот уже десять лет мгновенно вспоминается, когда речь заходит о трагических событиях в Жанаозене. Под ним вышла первая публикация журналистов «Республики» об этой трагедии. Уже тогда стало очевидным, что будут пострадавшие. Но никто не ожидал, что людей просто будут расстреливать.

Согласно первому сообщению прокуратуры, погибли 10 человек. По уточненным на следующий день данным, погибли 11 человек. 18 декабря официальное число погибших в Жанаозене выросло до 15. Однако и жители города, и медики говорили о том, что убитых было гораздо больше. Люди отчаянно искали своих пропавших родственников. Слухи ходили самые невероятные. Люди предполагали даже, что убитых просто скидывали в отстойные ямы.

Журналисты «Республики» начали поиск доказательств. Как это было и к каким результатам привело, рассказывали в газете и на портале. Мы решили вспомнить некоторые публикации.

Одним из первых был материал о том, как журналистам удалось обнаружить мусульманские захоронения на русском кладбище в Актау. Он вышел 3 августа 2012 года в газете «Голос Республики» (Под таким названием выходила тогда «Республика», сменившая за свою историю почти с десяток имен).  

Пропавших нашли на православном кладбище

 

«В Жанаозене до сих пор ищут пропавших после декабрьской трагедии людей — тех, кто участвовал в забастовке, и тех, кто просто оказался в тот злополучный день на центральной площади города. Ищут на кладбищах чуть ли не по всей Мангистауской области, в заброшенных шахтах, в степи и даже в отстойный ямах. Ищут и боятся. Боятся преследований тех, кто трусливо, как собак, зарывал их погибших отцов, сыновей, друзей.

О том, что такие захоронения есть, мы говорили еще в самом начале года. Нашим корреспондентам в Жанаозене рассказывали о странных безымянных могилах, но тогда сугробы не дали возможности провести расследование, нужно было ждать, пока растает снег.

Тогда же жанаозенцы высказывали версии, что, возможно, погибших нефтяников хоронили на «русском кладбище». Чтобы скрыть следы ментовского беспредела. Как выяснилось, эти предположения имели под собой основания — именно на новом русском кладбище Актау мы обнаружили мусульманские захоронения.


Нашли могилы и… закопали

Удача это, случайность или помощь свыше, но помог найти нам могилы пропавших после 16 декабря людей обычный разговор с таксистом в Актау.

Я ехала на встречу с одной из жительниц Жанаозена, которая после ввода в город войск опасалась встречаться с журналистами у себя дома. По обыкновению стала расспрашивать таксиста о городских новостях и задала традиционный вопрос о количестве пропавших и погибших во время жанаозенских событий: вдруг повезет. И неожиданно в ответ услышала:

— Прилично пропало… Моя родственница до сих пор ищет мужа. Он работал в «Бургылау»…

Водитель Нурлыбек живет в Мангистауской области всю жизнь. Ему за 50, его круг знакомых — нефтяники. Пропавший родственник (имени называть не будем) тоже был нефтяником. 48-летний мужчина, отец троих детей, он семь месяцев стоял на забастовке, принимал участие в протестной голодовке. Во время расстрела был на площади. После расстрела его не видели.

— Конечно, и дурак понимает: тех, кто пропал, в живых уже нет. Там же пулями людей разгоняли, а не дубинками. Найти надо тело, чтобы по-человечески похоронить, — говорит Нурлыбек.

Где ищут пропавших без вести людей, мужчина рассказал, поделившись личным опытом: в заброшенных шахтах (есть такая версия: трупы скидывали в глубокую заброшенную шахту) не стоит искать — там нет трупов. В море — тоже не найдешь (есть и такая версия). Да и вряд ли туда сбрасывали. Поэтому ищут на кладбищах и в степи.

— В пригороде Жанаозена есть помойка — яма такая, канализацией ее называют. Ребята наши рассказывали, там семь человек нашли. Весной в степи, когда снег сошел, около Жанаозена — там есть маленький поселок Куланды — нашли молодого пацана… В подготовленной могиле для пожилого человека — двоих, — Нурлыбек рассказывает, уточняя: — Все это знают.

Эти истории не раз слышали и мы: жанаозенцы могут наизусть рассказать подробности этих страшных находок.

— Мой знакомый — он оралман, приезжий — нашел тело своего братишки здесь, на русском кладбище в Актау, — продолжал Нурлыбек. — Они могилу вскрыли, убедились, что это он, и обратно закопали. Трогать не стали… С пулевыми ранениями он там лежит… Из автомата его…

— Почему же они не обращаются в правоохранительные органы, к журналистам? Почему шума не поднимают, ведь пропали их близкие? — задаю вопрос, который журналисты, работающие в Актау, задавали местным жителям уже сотню раз.

— Оралманы боятся, потому что приезжие. Их и так не любят. Потом их сразу забирают. По адресу приходят и забирают. Умирать никто не боится, а вот что закроют и бить будут — боятся. Еще молчат, потому что не знают, чем их родственник занимался. Шума сколько после этого всего! Начнут копаться, а может, его обвинят в попытке переворота? Может, скажут: ему деньги за забастовку платили? Этим пугают.

Молчат, потому что боятся


Нурлыбек прямо дал понять: то, что станут цеплять родственников, не подлежит сомнению — люди не верят правоохранительным органам.

— Этого люди и боятся. Но все понимают: кто пропал — того убили, нет их в живых. Ведь и тогда, после расстрела, даже тела родственникам не выдавали. Только с условием, что они подпишутся: мол, погибший в ДТП попал или другую причину смерти предлагали. Люди же за деньги выкупали своих, чтобы похоронить как положено. Сын моего знакомого три дня у них там провел. Хотел забрать брата, а его там лупили, еле выбрался. А все потому, что ему сказали: «Скажешь, что брат погиб в ДТП». Он ответил: «Какое ДТП? У него пулевые ранения!». Кое-как он забрал тело. А к журналистам не обращаются, потому что они все равно ничего не пишут. Не верят им люди. В Жанаозене после расстрела по телевизору по каналам мультики гоняли — издевательство это… «К-плюс» обрубали. Люди и думают, что остались сами по себе.

— Сколько, думаете, на самом деле погибло людей?

— Точно никто вам не скажет: или прибавят, или убавят. Но трупов много было. Около 70—80 человек. Кто на процесс нефтяников из Жанаозена приезжал, называли эти цифры — те, кто своими глазами все видел: как стреляли, сколько погибло, сколько в морге было трупов. Но никто не хочет говорить об этом публично.

— А как на актауское кладбище, да еще православное попали убитые?

— Потому что 16 декабря из Узеня скорая помощь вывозила не только раненых, но и мертвых. Кто-то, возможно, по дороге умирал. В тот день 18 машин «скорой» возили людей из Жанаозена в Актау. Колонной шли. Но работники вам ничего не скажут — не разглашается. Медбрат, медсестра, водители, врачи… никто работу потерять не хочет, у всех семьи… В Актау знают: в городской морг узенских сдавали тоже. Грузили в машины «скорой» и мертвых, потому что в Узене сказали: оставлять тут нельзя.

— И не боялись, что родные потом шум поднимут?

— А родные кто? Простые рабочие люди. Чего их бояться?! Что он сделает против власти? Власть всегда сильнее, чем люди, народ это усвоил. Но сейчас, чувствую, все изменилось. Думаю, люди могут выйти, и они уже не испугаются пуль. Мне кажется, они уже подготовлены… А молчали до сих пор потому, что надеялись: во всем разберутся, найдут пропавших. Но ничего этого не произошло.

На мою ремарку, что молчанием делу не поможешь, мой собеседник заметил: «Все от того, что закон не соблюдается, хотя он должен быть един для всех».

На камнях имена и цифры

Новое православное кладбище находится в 27 километрах от Актау. Рядом — зона строго режима №23. Небольшой участок кладбища огорожен забором. За ним — редкие ряды новых захоронений. Слева целый ряд мусульманских могил, что для местных традиций — факт из ряда вон выходящий: на русских кладбищах мусульман не хоронят.

Ну, может быть, только зэков и если в одну могилу сразу двоих — русского и казаха. Погребают их, ставя табличку с именем и номером, крепят крест, а сверху полумесяц. Но здесь таких захоронений нет. Возможно, «сарафанное радио» помогло родственникам погибших 16 декабря найти тут своих близких.

В ряду таинственных захоронений восемь могил. На каждой — кусок камня, где криво выцарапаны имена или цифры: «Талгат», «Замаетдин», «Оразымбетов», «Сапарниязов», «Белгиз»… Далее без имени, только цифры: «30—29»… Одно захоронение помечено небольшим столбиком — без имени и цифр.

— Здесь ребенок неизвестный похоронен, — объясняет работник предприятия, обслуживающего это кладбище.

— Как это возможно?

— Ребенок мусульманской национальности, — пожимает наш гид плечами. — Никто не знает, кто он.

Все эти захоронения появились уже после жанаозенской трагедии. Некоторые совсем недавно. Возможно, часть из погребенных — бомжи.

— У нас тут никогда не было такого, чтобы казахов хоронили на русском кладбище, — говорит мой собеседник. — Узенских здесь находили, это правда. Был такой случай. Родственники выкопали тело и увезли. Этим летом люди, которые после декабря искали своего родственника, нашли его здесь. Раскапывали могилы, чтобы убедиться… Но кто он, я не знаю.

Все мусульманские захоронения, объяснили нам, почему-то проводили или 15-суточники — те, кто отсиживал в СИЗО Актау за административные нарушения, или работники коммунальной службы «Коктем» — она занимается уборкой города.

…На следующий день после поездки Нурлыбек сообщил имя нефтяника, пропавшего 16 декабря 2011 года, чей надгробный камень мы видели на православном кладбище.

— Жинис Сапарниязов, родился 21 января 1967 года.Тот, кто в третьем ряду. Родственники хотят его перезахоронить…

Знакомый Нурлыбека — оралман — процесс перезахоронения своего погибшего брата проводить не будет. Боится.

— Не хочу проблем, — передал нам его слова Нурлыбек».

 

Газета "Голос Республики". 03.08.2012 года

Публикация этого материала вызвала шквал откликов. Кто-то верил, а кто-то не верил, кто-то задавался вопросом, как такое могло случится, кто-то обвинял журналистов в публикации столь откровенных материалов. За сотрудниками газеты, работающими с этой темой, началась слежка. Но журналисты продолжали искать пропавших.

Следующее страшное открытие поджидало журналистов «Республики» в Жанаозене. Занимаясь поиском пропавших людей, они выяснили, что в ГУВД Жанаозена был полный архив данных по всем, кто был задержан и убит 16 декабря 2011 года. Вполне возможно, правоохранительным органам давно известны имена и реальное количество как жертв декабрьского расстрела, так и тех, кто погиб позже, уже после зверских пыток. Но признаваться в этом власти не спешат до сих пор.

Итоги этого расследования были опубликованы 17 августа 2012 года.  

В ГУВД Жанаозена вели «убойный» учет?

Занимаясь поиском пропавших людей, мы выяснили: ГУВД Жанаозена располагает полным архивом данных по всем, кто был задержан и убит 16 декабря 2011 года. Вполне возможно, правоохранительным органам давно известны имена и реальное количество как жертв декабрьского расстрела, так и тех, кто погиб позже, уже после зверских пыток.

 

Но признаваться в этом власти не спешат, и люди вынуждены действовать самостоятельно. Сейчас в Жанаозене ищут братскую могилу в окрестностях места паломников – Бекет-ата, а на заброшенном русском кладбище поселка Кызылсай нашлись новые неизвестные захоронения.

 

Пропавших ищут всем миром

 

Раз официальных списков пропавших после 16 декабря жанаозенцев не существует (или их общественности под страхом смерти показывать запрещено), мы решили попытаться составить свой список и снова отправились на поиски захоронений, теперь уже в Жанаозене и его окрестностях.

 

Начали с разговора с жителями, которые уже давно, но безрезультатно ищут своих родных.

 

48-летняя Ажар Узакбаева ищет своего мужа Жалгаса девять месяцев.

 

— До сих пор ничего не известно, — говорит она. — Вчера узнала новый адрес, где живет женщина, у которой пропал муж-нефтяник — участник забастовки. Мне сказали, она заявление в полицию не писала. Сами искали. Работу потеряла, а у нее четверо детей. Они с журналистами говорить, наверное, не будут — боятся. Я сама туда поеду завтра, вот только саадака сделаю.

Все это время Ажар созвать поминальный обед мужу не решалась — вдруг живой:

— Пошла в мечеть к мулле. Он сказал: можно подать, чтобы Аллах помог, и мы получили какое-нибудь известие о нем, — говорит Ажар. — Нам недавно сказали: в Польше есть лагерь беженцев, туда после декабря уехали узенские. Но не знаю, как они могли туда уехать? Как это возможно? Тут в то время на улицу выйти нельзя было — у всех документы проверяли. Выехать из Жанаозена — тем более. И сколько это денег стоит!

Жалгас Узакбаев работал такелажником в УБР (теперь ТОО «Бургылау»). В забастовке не участвовал, подчеркнула Ажар. Объявления о поиске мужа женщина постоянно клеит на автобусных остановках. Даже в Атырау ездили — там тоже где могла расклеила листовки: когда пропал, адрес, телефоны и фотографию.

— Жалгас пропал 17 декабря вечером. Вышел в магазин за сигаретами — он расположен около гостиницы (здесь прошлой зимой прошла встреча с депутатом Европарламента Петром Борысом). Писала везде. В ГУВД говорят: «Ищем. Дали ориентировку по всему Казахстану. Может, он ходит где-то». Мой муж даже ночевать нигде не оставался никогда, не то чтобы «ходить где-то». Он домашний человек. У нас трое детей, внуки… Все документы он оставил дома. Вышел только с ключами и небольшим блокнотом. Он его всегда носил в кармане — записывал адреса и телефоны. Тогда всех мужчин в ГУВД забирали. Город был черный: на улице вечером лицом к лицу нельзя было увидеть человека. Свет отключали, связь, телевидение… Все по домам попрятались. Что в городе происходило — никто не знает, — говорит женщина.

Вместе с детьми Ажар продолжала искать мужа на мусульманских кладбищах, в моргах Жанаозена и Актау, в больницах, ходила к местным экстрасенсам:

— Так все время и курсировали. Сначала думали: он в ГУВД сидит. Туда приходим и слышим: в морг труп привезли еще, потом в ГУВД труп привезли. Вот и сторожили: может, он? Нас пустили посмотреть. Это было примерно 20 декабря. В морге 13 человек лежало. Среди погибших узнали своего соседа, он был со сломанной рукой — она вывернута была. В списках актауских моргов Жалгаса тоже не было. В больнице говорили: ищите в Актау, там много неизвестных в реанимации лежит. Я думала: как они там оказались?

— Так, 16 декабря колонна «скорой помощи» шла в Актау, — включился в разговор мужчина, который тоже ищет своего родственника. — Почти все эти машины без номеров были, только на нескольких актауских «скорых» номера были. Впереди и сзади — машины ГАИ. В каждой «скорой» человек по пять загружали — там и раненые, и убитые были. Знакомые санитары рассказывали: когда через полтора часа они доехали до Актау, большая часть раненых уже были мертвы…

Тайны архивов ГУВД

— А раньше в Жанаозене были случаи, чтобы люди пропадали без вести или чтобы мусульман на русском кладбище хоронили?

— Чтобы столько разговоров о пропавших, такого не было. И не хоронили никогда на русских кладбищах. Зачем? А бомжей у нас нет. Ну, может, один или два.

Ажар днями стояла и около СИЗО Актау. Оттуда через месяц после задержания тайком выпускали жанаозенских мужиков.

— Их били, а чтобы синяки прошли, держали месяц. Все об этом знали и в поисках тех, кто пропал, каждый вечер приходили к СИЗО. Задержанных тайком отпускали, чтобы никто не смог с ними поговорить. Вот там всем показывала фотографию мужа.

20 декабря пошла в ГУВД Жанаозена. Двое мужчин по фотографии узнали Жалгаса: они видели его в… подвале ГУВД.

— Они сказали: «Нас 17-го задержали, мы три дня сидели, а этот мужчина сидел в углу, в крови весь был — на голове с левой стороны у него рана была». Они сидели в камере №6. Я переспросила: «Точно он?» Они ответили: «Да, точно он… Потом нас в другую камеру перевели».

Ажар опять написала заявление в ГУВД: чтобы пригласили и расспросили этих парней. Ей предложили просмотреть базу данных.

— Оказывается, всех задержанных тогда фотографировали. По компьютеру я видела разные лица — и избитые, и нормальные. По этим фотографиям нашла парней, которые опознали мужа. Запомнила их адреса и фамилии. Пошла к ним домой. Один пообещал: если его пригласят, он подтвердит, что видел Жалгаса в подвале. Второй испугался: может, он, а может, нет. С тех пор ничего не знаю — вызывали их или нет.

— А вы видели в этом архиве фотографию погибшего от побоев в ГУВД Кенжебая Базарбаева? Возможно, есть и второй архив — тех, кто погиб от пуль и побоев?

— Не видела, хотя он тоже должен быть в тех фотографиях. Но вам эти архивы не покажут… Мы там узнали: во время арестов всех местных полицейских из ГУВД убрали. Там приезжие всем руководили, не наши.

— А вот Досаханов, нынешний начальник ГУВД, был там…

— Да, Досаханов был. Он много чего знает… Я им говорила: мне даже не надо расследования никакого, только скажите, где похоронен. Ведь везде искали, даже лопатами копали… — призналась в конце разговора Ажар.

Контрольные выстрелы и предсказания

С нефтяником Рабаем Кубайдулаевым мы встретились сразу после разговора с Ажар. До декабря 2011 года у него было трое сыновей. Одного из них он похоронил этой зимой. Имя 22-летнего Байбека внесено в официальные списки погибших. Отец уверен: его сын мог остаться живым, если бы не контрольный выстрел в затылок.

Накануне трагедии Байбек устроился на работу водителем в одно из жанаозенских ТОО. 16 декабря он отвез начальника на обед — ехал как раз по дороге, вдоль центральной площади города. Увидев, что происходит, оставил машину в стороне, пошел на Алан.

Рабай в это время был там же, но не знал, что его сын оказался в гуще страшных событий.

Байбек на работу не вернулся. Отец искал его весь день — по городу, в толпах бегущих людей, в больнице… Нашел в морге. Узнал по шрамам, по росту и кроссовкам. На теле почему-то были синяки. Выстрелы, которыми был убит его сын, говорит Рабай, произведены из автомата АКМС. На выходе одна из пуль разворотила лицо.

— Его фамилия в списке морга была, но никаких документов мы так и не нашли: ни в одежде, ни потом, в машине, — рассказывает Рабай. — С ним был мобильный телефон, шоферское удостоверение, техпаспорт. Он сначала был ранен в плечо — легкое сквозное ранение. Второй выстрел — в затылок. Прицельно, на близком расстоянии.

Сколько времени прошло после первого и второго выстрела, отец не знает. Сейчас понимает: сын получил легкое ранение, от которого, возможно, не терял сознания.

Но кто, как по мишеням в тире стреляя в людей, хладнокровно «добил» его сына?

Рабай тоже подтвердил: в городе очень много разговоров о пропавших без вести, но официально никто их не ищет. Люди не хотят обращаться в правоохранительные органы. «Боятся, напуганы», — услышала я уже привычное объяснение.

Один из моих собеседников сообщил новость, которую в Жанаозене сегодня обсуждают все: рассказ местного полицейского. «Среди них есть психологически сломленные, ходят как воду опущенные», — объяснил он.

— Он рассказал, что в ночь на 17 декабря они (полицейские) нашли частную машину с водителем — грузовик. Туда закинули тела, выехали сторону Бекет-ата (широко известное место паломничества верующих примерно в двух часах езды от Жанаозена), — рассказал мужчина. — Водитель потом сбежал — развернулся и уехал. В том направлении дорожные работы идут. Вся техника есть. Освещали фарами, яму рыли бульдозером и им же потом сровняли все. Один полицейский из местных не выдержал. Плакал, кричал: «Ребята, что вы делаете!» Тот, кто рассказывал, говорит: «Был приказ увезти тела».

Люди говорят: ехать в сторону Бекет-ата искать захоронение никто не рискнет. Вдоль дороги только скалы и глубокие каньоны. Все надеются или на чудо, или на новое предсказание известного мальчика-провидца (мы уже писали о необычных способностях школьника из поселка Жетибай, но, к слову, после декабрьской трагедии к мальчику тоже приходил с визитом «люди в костюмах». Приказали «не предсказывать»).

— Люди ездили к нему, просили помочь найти пропавших. Он ответил: «В темноте их зарывали. Я не могу видеть, где именно. Мне показывают только то, что днем происходит». Еще он сказал: «Будет пятидневный проливной дождь, и там, где зарыли, смоет землю, и тела погибших увидят все».

«Они живые… Они в Польше…»

Нам удалось поговорить с матерью еще одного пропавшего нефтяника — того самого, о котором нам рассказала АжарУзакбаева. В доме, где он жил мы наши и семью нефтяника — участника забастовки. Здесь тоже горе.  После декабрьской трагедии он покончил жизнь самоубийством. Жена переехала жить в поселок, а квартиру выставила на продажу.

 …На пороге нас встретила пожилая женщина. Сначала отказалась разговаривать,  сказав, что хозяйки дома нет, и даже не призналась, что она — мать пропавшего без вести нефтяника. «Жена уехала в Уральск к родственникам», — сказал женщина.

Уже позже, разговорившись, Балым-апа рассказала: ее 37-летний сын Жанарбек пропал 20 декабря. Работал в УОС-5 водителем, участвовал в забастовке.  Искали его везде. В начале января позвонил дальний родственник и сообщил: якобы Жанарбек звонил, просил его не искать. 

— Не проси фотографию. Не дам. Живой он. За рубежом, в Польше  14 человек сейчас скрывается, — резко говорит Балым-апа.

Скрывая набежавшие слезы, пожилая женщина будто боится, что этот разговор  лишит ее последней надежды, которой она живет все эти месяцы. 

— Все говорят, что в Польше они. Он живой. Мое сердце спокойно…

 В ГУВД Жанаозена семья пропавшего Жанарбека тоже не обращалась

— Если пойдем, а он вернется, его же тогда закроют.

—  Он что, преступник? 

— А те, кого посадили, они преступники?

На ответ матери Жанарбека возразить было нечего.

Балым-апа попросила нас не беспокоить Рыскул — жену нефтяника:

— Она на пределе. Четверо детей, двое — инвалиды, денег на жизнь не хватает, — объяснила женщина.

Когда материал готовился к печати, мы выяснили: после декабрьской трагедии в Польшу действительно выехали несколько жанаозенских семей, но, скорее всего, пропавших без вести нефтяников среди них нет.  Эти семьи выехали легально, и их   родственники об этом знают.

Узнаем ли, кто в неизвестных могилах?

Во второй половине дня мы двинулись в поселок Кызылсай — в переводе «Красная яма» (бывший Старый Узень): там находится единственное русское кладбище. Решили проверить, есть ли тут мусульманские захоронения (такие же, как мы обнаружили в Актау). Поселок расположен примерно в 20 километрах от Жанаозена. Здесь во времена Советского Союза начиналась разведка нефтяных месторождений, а затем и добыча нефти. Дорога мимо километровых рядов нефтяных «качалок» — сплошная стена пыли, которая проникает в машину через все возможные щели.

— Здесь дышать нельзя, не только работать, — возмущаюсь я, задыхаясь от пыли.

— Это не пыль, это коэффициенты, — поправил водитель. — За «безводные» (территория без воды) раньше получали 40% к зарплате, за «полевые» — 30%. Набегало до 110% прибавки к зарплате. Тогда московское обеспечение было, а «нефтянка» относилась к оборонной промышленности.

— А сейчас что?

— То, что было в декабре… А здесь ведь и радиационный уровень всегда выше нормы был. Теперь же современные показатели ввели — все у нас в порядке, в пределах нормы все…

На поселковых улицах Кызылсая — как в пустыне: от нещадной жары попрятались даже животные. Только два верблюда — прямо посредине земляной дороги, ведущей к заброшенному русскому кладбищу, которое находится примерно в километре от поселка.

Зрелище, надо сказать, еще то. Это не просто кладбище, это кладбище старых могил, годами не крашенных, ржавых, с покореженными оградками и крестами, окружает которые полуразрушенный и такой же ржавый железный забор. Изредка тут появляются новые кресты и оградки: хоронить больше негде. Русских семей в Кызылсае, как и в Жанаозене, почти не осталось: от силы дворов десять наберется, говорят местные жители. Ухаживать за могилами некому. Официально, сказали нам, оно считается закрытым.

Стыдно, но никто в порядок здесь ничего, похоже, приводить не будет: родные усопших далеко, а местная администрация, в чьи обязанности входит также содержание в порядке кладбищенских территорий, сюда точно не заглядывает и не собирается.

Привлекли внимание шесть, судя по насыпям, зимних захоронений — на них ничего нет. Хоть созывай волонтеров и занимайся раскопками: русские никогда хотя бы без простого деревянного креста могилу не оставят, а казахи — без камня. Только на одном захоронении по мусульманскому обычаю положен камень, но и на нем — ни имени, ни цифр. И это захоронение тут не должно было появиться: в Кызылсае не одно мусульманское кладбище (всего в окрестностях Жанаозена более пяти «городов усопших»).

Все захоронения расположены рядом, почти у ворот. Вырыты почему-то небрежно, хаотично. Одно из них недавно вскрывалось. Могила, скорее всего, пуста: засыпана как попало, а остаток выкопанной земли так и остался лежать рядом бугром. Могилы «бесхозных» тут помечены железными табличками с номерами.

Жанаозенцы рассказали: искать тут пропавших после декабря 2011 года родных почти никто не ездил.

Хотя стоило бы… 

Газета "Голос Республики". 17.08.2012 года

Журналистам «Республики» тогда удалось добиться возбуждения уголовного дела по фактам, опубликованным в газете. Впрочем, к каким-либо значимым итогам оно не привело. Спустя десять лет никто в Казахстане публично не сможет назвать точное количество жертв кровавой бойни в Жанаозене.

P.S. Этот материал — из серии публикаций под общим хэштегом #ВспомнимЖанаозен. Читайте их на портале KZ.MEDIA в рубрике с аналогичным названием.

ПОДДЕРЖИТЕ НАС!

 

В Казахстане почти не осталось независимой прессы. За последние годы власти сделали все возможное, чтобы заткнуть рты журналистам и запугать тех, кто осмеливается писать о них правду. В таких условиях редакции могут рассчитывать только на поддержку читателей.

 

KZ.MEDIA – молодой проект. Редакция нашего медиаресурса не зависит ни от власти, ни от олигархов. Для нас нет запретных тем, мы пишем о том, что считаем важным. НО НАМ НУЖНА ВАША ПОДДЕРЖКА!

 

Помогите нам рассказывать вам ПРАВДУ о ВАЖНОМ!

 

Поддержать нас можно через KASPI GOLD, отправив свою сумму на номер телефона 8-777 681 6594 или на номер карты 5169 4971 3344 9037.

 

И есть еще несколько способов – они на этой странице.

Spread the love

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Пожалуйста, введите ваш комментарий!
пожалуйста, введите ваше имя здесь

Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.