Мне кажется, что у нас не хватает одного органа власти, который был бы не только независим от существующих, но и президента тоже мог бы контролировать, критиковать и поправлять – не в словах, но в действиях. И создавать альтернативную оценку реальности, чтобы и она учитывалась в госуправлении. У нас вроде как бы номинально и есть депутаты, общественники, народные контролеры. А на деле большинство из них либо под управленческой же партией с госчиновниками в президиумах и залах, либо просто заглядывает в рот президенту, акимам, страстно ловя каждое их слово. И сейчас нет никакого способа заставить власти критично относиться к собственной деятельности.
И, даже видя запущенный маховик социальных мероприятий по борьбе с вирусом, нет вообще никакого нормального инструмента влиять на то, как видят ситуацию в столичных кабинетах.
И нет ни одного метода заставить, например, президента страны иначе взглянуть на происходящее. Мы вынуждены доверять его отношению к происходящему и верить, что он примет наиболее рациональное решение. Но вера в это какая-то шаткая.
Если судить по его словам, так для него становится неожиданным сюрпризом, что борьба с коронавирусом способствовала расцветанию коррупции. И у него нет других способов воздействовать, кроме как поручить тем же, кто довел ситуацию до такой, снова и снова попытаться ее изменить к лучшему.
А коррупционеры – это грабители государства. И, слушая того же президента, мы понимаем, что эта коррупционная зараза проникла вообще во все сферы государственного управления, на всех уровнях. Но что происходит дальше? Поручение чиновникам усилить борьбу с коррупцией, с чиновниками в соседних кабинетах, а то и с самими собой. Это как грабителей попросить пресечь грабежи, ожидая от них сознательности и понимания.
В оценках войны с коронавирусом тоже все не так гладко.
Во-первых, уже понятно, что развитие событий в Европе до нас доходит в течение месяца – в силу того, что у нас все же больше пространства, меньше население и не настолько развиты горизонтальные связи. То есть вторая волна только началась, хотя оценивается она все равно по статистическим данным – и тот же Касым-Жомарт Токаев, говоря о приписках (недописках) в статистике или неверной оценке ситуации, вынужден все равно на этих оценках строить стратегию управления – других-то оценок у него нет.
И борьба с коронавирусом становится странным делом.
Чем вообще располагает человечество в защите от вируса? Практически – ничем.
Инструменты и методы для защиты только социальные: ограничения и карантины. Некоторое значение имеют санитарные меры, но их применение не изменяет графики распространения.
Карантины не остановили вирус весной, не остановят и сейчас. Зато они — убийцы экономики тех стран, где они применяются. Наш мир слишком зависит от открытых границ для товаров и людей. ПЦР-тесты ненадежны, статистика контролируема и вряд ли достоверна. Оценка заболеваемости, основанная только на статистических данных о тех, кто попал в сферу интереса медицины, ниже всякой критики и не способна отразить реальную картину.
Контроль перемещений с помощью справок об отрицательном ПЦР-тесте тоже недостоверен опять же из-за низкой эффективности и достоверности этих тестов. Это дезавуирует саму идею контроля зараженности тестами, но они по-прежнему являются практически единственным оперативным источником данных о наличии в организме вируса. А статистика, основанная на недостаточных или недостоверных данных, перестает быть объективным отражением ситуации. И становится инструментом политики.
Первоначально оцениваемая смертность в 6-14% довольно быстро была скорректирована до 4%, а если учитывать еще и возрастные градации, то получается, что для людей младше 50 лет смертность не превышает половины процента. Порогом опасности все же считается возраст от 60 лет.
Лишь 5% заболевших будут переносить болезнь очень тяжело. Это совершенно изменяет оценку опасности болезни, потому что на фоне таких прогнозов всеобщий карантин для людей моложе 50 лет принесет больше вреда, чем пользы, и не улучшит ситуацию.
Лечения нет. Вакцины в стадии испытаний. Применение в нетяжелых случаях (а это 80%) антибиотиков и противовирусных препаратов не рекомендуется. Аппараты принудительной вентиляции легких для нетяжелых больных также способны нанести больше вреда, чем пользы. Имунномодуляторы и стериоды на ранней стадии заболевания не рекомендуются.
Вне стационаров, как оказалось, нет эффективного способа бороться с болезнью, кроме как вполне обычных рекомендаций: полноценное питание, активный образ жизни, нестероидные противовоспалительные препараты, антикоагулянты, лечение сопутствующих заболеваний. И становится понятной якобы равнодушие медиков к «домашним» пациентам: а чем им особенно помогать?
Но и в стационарах ситуация ненамного лучше – есть протоколы лечения, они более-менее эффективны в улучшении состояния больных, но это не лечение коронавируса.
То есть и в плане лечения возможности современной медицины ограничены, будь хоть сколько ресурсов в ее распоряжении.
А в итоге мы понимаем: у властей просто нет инструментов, чтобы гарантированно победить распространение вируса. И потому целью становится уже не итоги коронавирусной борьбы, а ее процесс. Отсюда и штрафы, и ограничения прав и свобод, и настойчивая пропаганда опасности болезни, для которой сейчас фактически нет особых преград, но и опасность ее для большинства населения все же преувеличена. И борьба сейчас – это освоение денег и предупреждение протестов по типу беларусских или киргизских.
Однако, судя по вчерашнему заявлению Касым-Жомарта Токаева о недостаточности и половинчатости мер в том числе и в ВКО, нас все же ждет очередной карантин, усиление санитарного и полицейского режимов, к тому же, вероятно, в гораздо большей степени, чем это было в апреле-мае и августе.
На фоне таких прогнозов мой вчерашний пост о необходимости корректировки деятельности санврачей становится еще более актуальным. Иначе нас ждет еще более абсурдный и неконтролируемый процесс извлечения политической прибыли из медицинской проблемы.
