Мир сегодня расколот по разным позициям и в разных проекциях. В том числе, два самых крупных за последние полвека кризиса — сначала в Восточной Европе, а затем на Ближнем Востоке — выявили глобальную поляризацию между сторонниками двух культов: культа насилия и культа ненасилия.
С некоторой натяжкой эту поляризацию можно назвать новым идеологическим (квазирелигиозным) расколом, который произошел не по той линии, где его ждали. Он обозначился практически повсеместно, но больше всего в обществах западного типа. Если война в Украине выявила там наличие огромного пласта адептов культа насилия, для которых Путин является политической иконой, то война на Ближнем Востоке обнаружила присутствие там же не меньшего пласта адептов культа ненасилия, для которых Израиль с его силовой реакцией на агрессию превратился мгновенно в политического enfant terrible, а ХАМАС является жертвой немотивированного и непропорционального насилия.
Интересно, но совсем не удивительно, что приверженцы обоих культов в практических вопросах часто действуют, не договариваясь, в одном направлении – они такие разные, но все-таки они вместе.
Так, агрессию Путина в Украине поддерживают как европейские крайние правые, исповедующие культ насилия, так и европейские разнообразные левые, готовые оправдать любую деструктивную активность, подрывающую, по их мнению, устои американского империализма.
Так же в акциях в поддержку ХАМАС (хоть бы и в Гарварде) мы видим наряду с многочисленными про-арабскими организациями, открыто выступающими за террор против израильтян, немало левацких «гуманистических» сект, считающих, что террор против евреев оправдан как «вторичный», то есть как ответ на ранее имевший место террор со стороны Израиля.
Такая поляризация и зримый рост числа сторонников обеих сект приводят на деле к параличу традиционных государственных институтов. Современное государство как бы проваливается в гигантский разлом, образовавшийся в обществе вследствие этого идеологического раскола.
В то время, как сторонники «ненасилия» парализуют любые усилия традиционного государства к применению «правового насилия», их оппоненты заполняют образовавшуюся брешь пропагандой «неправого насилия». Как следствие, роль государства сокращается, словно шагреневая кожа, и освободившиеся пространства занимает первобытный хаос.
Государство мечется и то пасует под натиском сторонников ненасилия, бездействуя там, где надобно немедленно применить силу – в основном полицейскую, а то и военную, то начинает применять эту силу бездумно и не по поводу, уступая тем, кто в насилии видит решение всех проблем.
Сначала бездействие приводит к тому, что проблема превращается в злокачественную опухоль (вроде того, что произошло в Газе), а потом инициатива переходит к тем, кто не видит уже иного выхода, как снести все к «ядерной матери». По итогу то, что казалось триггером, — война в Украине, в Израиле, — превращается в следствие.
Чем дольше длятся эти войны, тем очевиднее становится, что проблема – не локальная, а глобальная, и не столько внешняя, сколько внутренняя.
