Нашу часть континента вновь ожидает деконструкция и связанная с этим необходимость переформатирования, перезагрузки. Этого не было сделано в 1991 году при распаде СССР, и важно нам и Западу не повторить той же ошибки. Должны быть осуществлены все необходимые процессы де-.
_
Ничто в прошлом не может быть отметено, словно этого не было. Страницы прошлого не должны быть перелистаны, не будучи прочитанными. Это сложный путь, но без него мы не попадем в будущее, не расстанемся с трагическим прошлом (оно будет настигать нас вновь и вновь).
_
И главное, формирование единой гражданской нации в нашей стране невозможно без понятого, принятого общего прошлого со всеми его трагедиями, жертвами, глубоко запрятанными травмами. Следует вернуться к отложенным в 1991 году процессам. Тогда ни у нас, ни у Запада не было понимания, что нельзя просто перелистнуть страницу.
_
Пост пятилетней давности — об этом.
В народе есть стойкое понимание необходимости переоценки прошлого, его ошибок, его угроз. Во власти (чиновники, силовики, военные) — все еще нет. Там в головах царит шокирующий совок.
Власти не нужна единая гражданская нация? Значит, надо формировать ее без участия власти. Перед лицом угроз — это единственная сила, способная спасти страну (см. Украину), а в кризисы поднимать страну.
Отложенная десоветизация
Разные трактовки советского прошлого (или уход от трактовок) становятся сегодня причиной драматических, но предсказуемых, социальных и даже международных конфликтов. Не следует недооценивать важность этого обстоятельства, ведь мы уже имеем последствия того, что решили просто перевернуть «советскую» страницу без попытки внимательно ее прочесть.
Истоки разночтений советского прошлого и его печальные последствия в настоящем лежат в страхе одних и готовности других увидеть истинное лицо нашего недавнего прошлого. Страх обусловлен характером событий, способным травмировать не только историческое сознание, но и трансформировать самооценку, идентичность. Отсюда процессы вольного и невольного забвения или вытеснения из памяти ряда трагических событий, а также попытка дать им оправдывающую интерпретацию.
Это целенаправленное забывание есть защитная реакция, наблюдаемая у участников относительно недавних событий или потомков участников более отдаленных событий. Нежелание пересмотра, переинтерпретации истории связано с тем, что оно заставляет человека пересмотреть и собственную прошлую жизнь, увидеть ошибочность (если не предосудительность) позиции, мотивации, поступков.
А это чревато необходимостью перестройки, изменения своей идентичности. Добавьте к этому внутренний конфликт, который возникает в случае конфронтации с родительским наследием.
Хотя здесь сложно видеть непреодолимое обстоятельство, учитывая, что поколение родителей и дедов жили в иных, можно сказать, экстремальных для жизни, условиях, в условиях тоталитарного государства, в условиях агрессивной идеологии и изоляции от остального мира.
Более чем странно в современном человеке обнаруживать то видение, которое внушалось нашим дедам и отцам. Это внушение всеми силами госпропаганды было обусловлено необходимостью добиться подчинения.
Чем обусловлено нынешнее упорство людей в готовности видеть только одну из сторон (приукрашенную) советской действительности, избегая всей полноты картины? Только внутренним страхом. Страхом, который связан с ментальностью, идентичностью, психологическим состоянием.
Этот феномен достаточно хорошо исследован учеными, особенно в период дефашизации послевоенного германского общества. Т. Адорно и другие утверждали, что события, факты (Освенцим, печи крематориев и т.д.), которые вызывали чувство вины и стыда и от которых психика хотела избавиться, вытеснялись перечеркиванием воспоминаний и, тем самым, отрицанием недалекого прошлого.
Сегодня мы имеем дело с так называемой запаздывающей памятью. Кто-то надеялся, что будущее наступит без обращения к прошлому, его понимая и оценки. Мол, это прошло и забудем. Но так не бывает.
Прошлое настигает нас в нашем настоящем. И то, что мы имеем сегодня, всегда есть следствие нашего вчера.
С властью понятно, она – плоть от плоти советской власти с ее идеологией, коррупцией, непотизмом. Отсюда ее страх перед оценкой прошлого, ее неспособность выстроить иную ценностную, нравственную парадигму. И этот страх перед прошлым (государства, партии, своим собственным) и стремление избежать его оценки приводит к ошибкам, упущениям, уязвимости.
Сегодня казахи готовы воспринимать свое прошлое со всеми его трагедиями, потерями, и потому они настойчиво обращаются к прошлому. Это не повод для высказывания обид и выражения негатива, не зацикленность на прошлом и уход от настоящего. Ясное, правдивое прошлое – это готовность принять его во всей полноте, осознать истоки своих поражений, оценить сохраненный потенциал (корни и другое), наконец, понять механизмы трансформации национальной идентичности, чтобы принять себя нынешнего.
Порой люди пребывают в растерянности от того, в каких обстоятельствах они находятся (отсутствие единства и взаимопонимания в обществе, актуальность вопроса об эмиграции для тех или иных людей), а между тем эта растерянность – следствие нежелания осмыслить прошлое, понять истоки многих нынешних конфликтов, разлада. Без их понимания разрешить их невозможно, как невозможно полностью понять происходящее сегодня в стране.
Еще один аспект. В Казахстане на протяжении века (с середины XIX века до середины XX века.) было несколько крупных волн несколько переселений, сначала в результате переселенческой политики царской России, которая была направлена на вывоз части населения из Центральной России и Украины, затем репрессивной политики коммунистов, а также переселений в связи с целиной.
Некоторая часть переселенцев в дореволюционный период переезжала в Казахстан вынуждено, в поисках лучшей доли. Они пользовались поддержкой переселенческой комиссии царской администрации. Эта категория, а также целинники получали некоторые преференции и рассчитывали на привилегированное положение по сравнению с коренным населением.
Это обусловило их отношение к Казахстану и своему месту в нем. В постсоветский/постколониальный период рассчитывать на особые условия не приходилось, и это вызвало обратную волну эмиграции.
Депортированные этносы были переселены насильно, с применением карательных мер. Эти переселения сопровождались огромными людскими потерями, жесточайшими условиями выживания и моральными травмами. Насильственное выселение из родных мест в Казахстан не могло не сказаться на двойственном отношении к месту высылки.
Принудительное проживание в определенной карательными органами местности, принудительное исполнение всех правил, установлений, связанных с пребыванием в статусе депортированного, принудительный труд по указанию силовых структур, отсутствие определенных сроков этого наказания не могло не сказаться на самоощущении «наказанного народа», его измененной идентичности. Это травмы, которые во многом остались не проговоренными, не понятыми другими.
Условия переселения, безусловно, сказываются на истории проживания и восприятии страны переселения, а также на особо трепетном отношении людей к своей исторической родине, с которой были насильно разлучены.
Часть из них воспользовалась первой же возможностью воссоединиться с исторической родиной. Часть осталась, и их несколько отстраненное или индифферентное отношение к происходящему в Казахстане может быть объяснено именно историей их недобровольного переселения в страну.
Эти и подобные вопросы давно стали предметом научного исследования, и только наша власть делает вид, что можно строить новое без фундамента, создать единую нацию только посредством лозунгов. Но вопрос нацстроительства гораздо сложнее, тоньше, ответственнее, его значимость несомненна и определяется она тем, что наличие единой нации – это залог успеха страны. И здесь процесс десоветизации – один из важных и необходимых шагов.
К несчастью, Казахстан слишком долго воспринимаемый как место политической ссылки, концлагерей, депортации, был связан в умах людей с лишением родины, политических и гражданских прав, потерей близких. Чтобы строить новый Казахстан, а не довольствоваться той ролью, которую ему определили советы, нам надо создать единую нацию, которой нет без единой истории, вместе осознанными, оплаканными трагедиями этносов, ее составляющих.
