«Мам, не могу говорить, я в госпитале», — так началось мое очередное утро. После я поняла, что надо объяснить — в госпитале я по работе. Сюда я приехала к военным медикам 36-й отдельной бригады морской пехоты Украины.
Сейчас бригада несет службу на Херсонском направлении, а полномасштабную войну она встретила в Мариуполе. Между боями в Мариуполе и Херсоне было Донецкое и Запорожское направление, но не все бойцы прошли этот путь вместе — кто-то прошел через плен, многие погибли.
Моим местом встречи с бойцами стал госпиталь так называемой второй линии, куда привозят легко раненых после стабпункта. Стабпунктом медики зовут небольшой госпиталь, который они разворачивают в непосредственной близости к фронту. Туда привозят бойцов сразу после ранения для их стабилизации и дальнейшего распределения. Тяжело раненых эвакуируют в отдаленные тыловые и более оснащенные госпиталя.
«Мой обычный сон — я попадаю в плен»
На месте меня встречает Владимир Лабузов, начальник медицинской службы 36-й бригады морской пехоты Украины. Молодой медик воюет с 2016 года, полномасштабную войну встретил в Мариуполе, там и попал в плен.
«У нас есть жизненная шутка, что умереть не страшно, страшно остаться инвалидом. Этого я и боялся с 2016 года. Сейчас я больше всего боюсь попасть в плен. Мой обычный сон — как я попадаю в плен в самых разных ситуациях. И еще теперь я боюсь звука треска, такой звук издает электрошокер», — рассказывает Владимир.
Однако несмотря на страх, после возвращения из плена парень принял решение продолжить службу. Говорит, что плен его к этому мотивировал.
«Те, кто вернулись из плена делятся на два типа. Некоторых он ломает так, что люди больше ни воевать, ни даже жить нормально не могут. А есть и такие, кого плен делает сильнее. После плена наша ненависть сильнее страха. Я готов делать все, чтобы выгнать россиян из моей страны», — говорит Лабузов.
Владимир ведет меня на экскурсию темными коридорами, а я спрашиваю его: «Что ты чувствуешь, когда борешься за жизнь пациентов?»
«Знаешь, обычно эмоции испытываешь, когда у тебя один-два пациента. А когда целый поток людей, иногда в час тебе надо осмотреть 20 человек, не до эмоций, надо выполнять свою работу. Ты отключаешься и автоматически делаешь, что нужно. После уже начинаешь осмысливать. Всегда кажется, что ты мог сделать что-то лучше’’, — говорит военный доктор.
Проводя экскурсию и показывая оборудование, врач хвалится, что сейчас для спасения людей у него есть практически все. Вспоминает Мариуполь, когда не было даже обезболивающего и гипса.
Владимир с тяжелым сердцем вспоминает друзей, оставшихся в плену:
«Мы не знаем, что с ними. Единственное, что мы получаем, это информацию о их гибели. Когда кто-то умер, нам сообщают, что вернут тело. Но не сообщают, от чего они умерли. От пыток, травм? Неизвестно. В плену никакой медпомощи нам не оказывали. Если тебе плохо и ты просишь помочь, тебя выводят в коридор и бьют током. Чтобы больше не просил».
Я спрашиваю, есть ли какая-то мечта на жизнь после войны. Военный вздыхает и говорит, что пока он не видит эту жизнь после, но если она и буде, то он хотел бы и дальше работать врачом.
«Даже сейчас, в полевых условиях, врачи делают прорывы в медицине. Делают то, что в обычных больницах кажется невозможным. Я хотел бы успеть передать свой опыт и свои навыки. Хотел бы помочь спасти как можно больше жизней», — говорит доктор.
Мне показали, где я буду спать, напоили еще раз кофе, от которого я уже отнекивалась, говоря, что так и сердце «встанет», но врачи уверили, что спасут, и мы поехали в стабпункт.
«Только не звоните жене, а то она меня убьет»
В стабпункт мы едем с Владимиром и доктором Яной. По дороге ребята рассказывают, как они создавали стабпункт за три часа, потому что начался бой и необходимо было срочно и с нуля создать временный госпиталь.
И еще рассказывают, как делали прямое переливание крови сразу в пациента из донора, чтобы избежать смерти пациента от потери крови. Это делается в редких случаях, когда раненого необходимо срочно стабилизировать и довести до госпиталя. Пациент выжил и здоров.
Спрашиваю: «Бывают ли у вас чудеса на работе?» Говорят, что нет.
В стабпунке нас встречают дежурные врачи и военный медик Владислав. Именно он занимается эвакуацией раненых с поля боя.
«Нам поступает звонок от командира. Тот сообщает, сколько и каких раненых. В мои задачи входит подъехать, оказать первую медпомощь и привезти раненого в стабпункт», — рассказывает он.
Часто это приходится делать под обстрелами, бывает так, что ситуация от вызова до приезда сильно меняется.
«Бывает, нам сообщают, что два раненых, не тяжелых. Приезжаешь, а в твой пикап нужно грузить семь человек. Часто и мы сами попадаем под обстрелы. Как-то нам машину разбили, и уже я вызывал эвакуацию для нас и для раненых», — говорит Владислав.
Эвакуируют раненых на бронированных авто, если есть такая возможность, или на обычных пикапах. Укомплектованные скорые уже едут от стабпункта до госпиталя. К линии огня их подпускать нельзя.
«Россияне любят стрелять по скорым, для них медики это цель номер один. Каждая скорая укомплектована различными баллонами и средствами. Если в нее попасть, то будет, как говорила Лилу в пятом элементе, ‘’большой бада бум», — поясняет Владимир Лабузов.
После доставки раненого в стабпункт, его полностью раздевают, осматривают. Оказывают помощь. Если состояние тяжелое, то раненого стабилизируют и доставляют на скорой в госпиталь. Нетяжело раненых везут в свой госпиталь, в котором я и остановилась.
В среднем раненые пребывают в стабпункте не более 15 минут. Медики работают слажено, понимая друг друга без слов. На мой вопрос, чего обычно боятся раненые, врачи отвечают, что уколов и звонка домой.
«Военные, они, как дети малые, просят не колоть, не раздевать. Я им говорю: вы посадки штурмуете, а уколов боитесь. Часто просят не звонить жене, а то она убьет”,- смеется доктор Яна.
Но если со звонками врачи повременить могут, то колоть и спасать нужно всех.
«Я нашла свой метод, как с этим бороться»
В госпитале меня поселили с Яной. Маленькая, хрупкая девушка, которой на вид лет 19, оказалась заслуженным врачом Украины.
Сама Яна родом из Херсона, где жила и работала врачом, пока ее город не захватили россияне. В оккупации она прожила несколько месяцев, выехала тайно, представившись сиделкой пожилой пары.
«Дни жизни в оккупации для меня были самые сложные. До сих пор бывают «флеш беки». Я помню, как уже в безопасности, выбравшись из оккупации, увидела машину с буквой Z. Меня сразу бросило в холодный пот. Оказалось это просто солнце и воображение’’, — вспоминает Яна.
На войне девушкам сложно. Часто нет элементарных удобств: душа, уборной, нет возможности для минимального ухода за собой.
«Когда мы были на Запорожском направлении, в нашем жилье не было окон, потолка. Мы спали по 9 человек в одной комнате. Я благодарна тому, кто придумал влажные салфетки, только они и спасали, потому что часто не было возможности даже помыться’’, — рассказывает Яна.
По ее словам, на том же направлении было очень много работы — постоянные бои и много раненых. Медики спали по два-три часа в сутки, иногда выстоять помогают только кофе и энергетики. Но и после, когда ребят вывели в более мирное село, с удобствами дела не улучшились. Но, несмотря на это, девушка не жалеет о своем решении пойти в армию.
«У меня была счастливая жизнь, успешная карьера, любимая семья. Потом началась война, и все разрушилось. Забрали мой дом, забрали жизни друзей. Мы должны это остановить, и я выбрала свой путь к этой цели», — говорит Яна.
Когда я спрашиваю, чем Яна хотела бы заняться, когда закончится война, девушка смеется и говорит, что хочет выспаться. А после планирует продолжать работать врачом.
«В мирной жизни врачи часто скрывают свои новинки, разработки. Потому что это деньги. А заработком делиться никто не хочет. Сейчас для нас главное — это спасение жизней. Я хочу научить этому как можно больше людей. Передать свои знания более молодым коллегам», — говорит медик.
Яна вспоминает, как учила новеньких медицинской технике на трупах. В нынешних условиях это необходимость, чтобы спасать жизни людей.
Свои эмоции молодой доктор научилась отключать. Вспомнила, как привезли погибшего командира в стабпункт, и у всех началась истерика. Работать никто не мог. И ей пришлось взять себя в руки, чтобы увезти тело, после привела в чувство остальных, и медики вернулись к своей работе.
Пообщавшись с медиками, я часто слышала от них о так называемом профессиональном цинизме. Практически каждый врач мне повторял, что любви и эмоциям нет места на войне, что чудес не бывает. И единственное, что тут должен делать каждый, это качественно выполнять свою работу.
Однако, пообщавшись с военными, которых эти врачи спасли, я много слышала рассказов о доброте Владимира Лабузова. Как его убаюкивающий голос успокаивает тяжелораненых. О нежности и заботе Яны. О том, как отслеживают дальнейшую судьбу почти каждого раненого — звонят, узнают о состоянии, дают советы и продолжают заботиться.
Некоторые военные шутят, что не против даже получить очередное ранение, лишь бы еще немного почувствовать любовь и заботу.
Читайте другие статьи этого автора по ссылкам:
- Один день из жизни прифронтового поселка на Херсонщине
- «Пока не почувствуешь, как взрывная волна бьёт в грудь, — не поймёшь». Херсон живет и защищается
- Боевое братство. Как живут и о чем мечтают защитники Донбасса
ПОДДЕРЖИТЕ «РЕСПУБЛИКУ»!
_
Можно через KASPI GOLD, отправив донаты на номер телефона 8-777 681 6594 или карты 4400 4302 1819 1887.
И есть еще несколько способов – смотрите на этой странице.
