В общем, ситуация такая. Пришлось мне уехать. Далеко. Кого-то это расстроит, кого-то обрадует. Кто-то, возможно, осудит. Тут, как говорится, сколько людей, столько мнений. Что касается моих личных ощущений…
Вы знаете, все это грустно, конечно, но другого выхода я не вижу. И если уж называть вещи своими именами, меня просто выдавили из страны.
Несколько слов о причинах. Буквально пунктиром. Чтоб не слишком занимать внимание. Хронологически о событиях последнего времени.
Тут правильнее начать с Раимкуловой. Была такой министр культуры.
Я и раньше говорил, что в нашей стране к вопросам культуры относятся наплевательски, но назначение Раимкуловой на должность министра было явным перебором. Этот человек имеет к культуре такое же отношение, как я, к примеру, к вопросам животноводства. (Она и сейчас, говорят, занимает какую-то высокую должность, но это у нас сплошь и рядом. Случайные, но удобные люди всегда были востребованы нашей властью).
На тот момент, благодаря близости к членам Семьи – она у них то ли музыку детям преподавала, то ли учила их нотной грамоте, тут я не берусь утверждать. Как бы то ни было, однажды Актоты встала с нужной ноги и ее назначили министром. Она тут же засучила рукава и принялась за работу, применив тактику выжженной земли. Первым делом обманом заставила написать заявления «по собственному» тогдашних руководителей «Казахфильма», а на их место посадила своих людей. Одновременно назначила руководить госцентром нацкино известную в мутных кругах Сарсенову Г. – тоже приближенную к святому Семейству. Таким образом эти две дамочки активно занялись «кином» и довольно скоро на Сарсенову было заведено уголовное дело.
Там подтвердилось и хищение, и служебный подлог, и целый букет прочего криминала. Однако, Сарсенова – человек, как говорится, «с возможностями». Ей удалось аккуратно все погасить, «развести» и дело замяли. Срок заменили штрафом. Короче, цирк-шапито. ОПГ районного масштаба. Даже пересказывать неохота. Обычный казахский трагифарс.
После Раимкуловой на должность министра культуры назначили бывшего министра информации Даурена Абаева. Это назначение лишний раз подтвердило то, что для государства разницы между информацией и культурой нет никакой. Вчера – газеты, радио, телевидение, сегодня – театр, музыка и балет. (Теперь он, говорят, посол в Москве. Ну да ладно. Сейчас не об этом).
Что я могу сказать? Даурен – приятный парень. Спортивный. В одно время ходил в зал, качался. К моменту его заступления на должность, в воздухе уже реально пахло жареным. После Раимкуловой киношное поле выглядело как после артобстрела. Киношники готовились выйти на площадь и подали в городской акимат заявку на проведение митинга. Там, естественно, сильно напряглись и заявку завернули. Но киношники народ настырный, подали новую заявку. Ее опять завернули, сославшись на какие-то смешные причины. И тогда люди решили не ждать и пойти с флагами так. Без разрешения.
И тут в Алма-Ату примчался Абаев. Он позвал меня на кофе (я тогда был председателем Союза кинематографистов) и задал вопрос в лоб: «Правда ли все так плохо?» Я ответил, что да, хуже не бывает. Сейчас уже понимаю, что ошибался. Оказывается, бывает. И то, что «тогда казалось дерьмом, нынче можно рассматривать как марципанчик» (Раневская).
— Ну и что делать? – спросил он.
— Надо собрать людей и выслушать, – ответил я. – И по возможности порешать накопившиеся вопросы.
Абаев согласился и мы собрали всех киношников, как сейчас помню, в Нацбиблиотеке. Там состоялся жаркий разговор, в результате которого министр клятвенно заверил всех присутствующих в том, что он «костьми ляжет, но вопросы решит». И всё. Больше я его не видел. Абаева отправили послом в Россию. Полагаю, что он знал о своем назначении заранее, поэтому так легко раздавал обещания на памятной встрече с киношниками.
На освободившееся место министра пришел другой качок, который, надо полагать, тоже шибко соображал в кино и балете. Я говорю про Оралова.
Кто помнит Оралова, скажите честно?
Он просидел недолго. Помнится, Мурату Ауэзову отмечали день рождения там же, в Пушкинской, и Оралов явился туда. А тут сплошь «зиялы кауым». Все тут были, и старики, как водится, пожелали молодому и румяному ак жол. Я лишь попросил нового министра обратить внимание на Дом кино. Мол неплохо было бы отремонтировать. Министр крепко пожал мне руку, сказал, что вопрос решаемый и что первым делом займется именно этим.
И все. Больше я его не видел.
Хотя нет, вру. Видел. Встретились в Астане на премьере моего фильма. Там я повторил просьбу насчет Дома кино. И снова министр потряс мне руку и сказал, что все будет сделано и ушел, демонстрируя широкую спину.
Вот теперь все. Больше я его не видел.
А потом уже пришла Балаева.
Первым делом она запретила к прокату мой фильм «Бесмойнак», усмотрев в нем оскорбление президента и покушение на государственный строй. Также в решительном тоне потребовала вырезать некоторые сцены и перемонтировать отдельные куски. Естественно, я сказал, что делать этого не буду, поэтому разговор у нас сложился не очень любезный. В итоге фильм положили на полку.
Как в свое время и другой мой фильм – «Келин». Тот, помнится, вообще хотели уничтожить, но тут выручила американская киноакадемия. Она выбрала фильм в шорт-лист Оскара. Это и спасло картину, которая потом проехалась по самым серьезным фестивальным площадкам мира и собрала кучу призов.
Но я чуть отвлекся. Рассказываю – что было после.
А после против меня была организована информационная кампания. В сети стали появляться всякие страшилки о том, какой я нехороший, какой я вор, коррупционер и бездарь. Снимаю никому не нужное кино. Пишу никому ненужные книжки. Да и вообще уже десять лет лишних живу… Писали, что на мои картины потрачены миллиарды. Хотя в реальности общий бюджет всех моих фильмов меньше одного «Томириса» в два раза. И в четыре – «Казахского ханства». Я уж не говорю про эпопею с ельбасы.
А потом…
Потом стало уже совсем интересно. На киностудию «Казахфильм» зашел антикорр. «Следаки» затребовали на проверку все мои фильмы. Хотя их уже проверяли несколько раз. И внутренний аудит, и минкульт, и счетный комитет, и кнб… Полагаю, если б там что-то было, меня бы давно уже не было.
А потом… Потом скончался мой старший друг и брат – Мурат Ауэзов. Это случилось летом. 14 июня. Встал вопрос о похоронах. Мурата решили выносить из театра имени Мухтара Ауэзова. Что само по себе символично. Все-таки «Ауэзов» это не просто фамилия. Во всяком случае для нас, казахов, это намного больше, чем фамилия. Но…
Но тут вмешалось министерство культуры. Оно запретило вынос тела, ссылаясь на какое-то негласное распоряжение о том, что теперь деятелей культуры запрещено выносить из театров. Теперь мол всех будут выносить из мечетей.
Я до мельчайших подробностей помню те окаянные дни. Помню недоуменное лицо Зифы Ауэзовой – дочери Мурата Мухтаровича. Мы тогда находились в доме, куда потоком шел народ и мало кто мог поверить, что министерство культуры на полном серьезе настаивает на своем решении.
Стали звонить сотрудникам министерства. Разного рода помощникам и председателям его комитетов. Все вяло ссылались на министра, однако до Балаевой дозвониться не удалось. На следующий день попытались «выйти» на самый верх. Помнится, все включились в это дело. Наконец, до верха достучались, и оттуда со страшным скрипом дали добро на вынос Мурата из театра имени его отца… «в качестве исключения». Я это хорошо запомнил, так и было сказано: «в качестве исключения». Так Ауэзов стал у себя на родине «исключением», и мы положили его рядом с отцом, на Райымбека.
Что тут можно сказать? По-моему, за этим возмутительным фактом уже не просто невежество и бескультурье. Тут уже полная потеря исторической памяти и нравственная деградация людей, облаченных властью.
А потом… Потом мы с Маргуланом издали малое собрание моих сочинений – все 15 томов – и решили подарить их библиотекам страны. Поверьте, это было нелегко. Просто издать книгу – труд немалый, а тут – сразу пятнадцать томов.
Словом, мы получили тираж, сделали объявление и пригласили со всей страны библиотекарей. Планировалось провести вечер книги в Национальной библиотеке, чтобы придать этому действу особый смысл. Каково же было мое удивление, когда мне сообщили, что минкульт запрещает проведение этого мероприятия. Оказывается накануне директору библиотеки Бахытжамал Оспановой позвонил председатель одного из комитетов и велел все сворачивать.
Тут я уже самолично вышел на уровень АП. Поговорил, объяснил тамошнему народу, что мы ничего не просим. Что мы сами издали книги и хотим просто подарить их людям. Что никаких других целей у нас нет. Что это обычный вечер книги. И что библиотеки страны очень нуждаются в новых поступлениях.
После долгих раздумий и консультаций разрешение нам, наконец, дали. Мероприятие мы провели, книги роздали, однако на следующий день директора библиотеки, заслуженного человека и сильнейшего профессионала Бахытжамал Оспанову отправили на пенсию.
Потом… Потом состоялся мой авторский вечер в Лермонтовском театре. Перед выступлением в мою гримерку зашел директор театра и настоятельно попросил «шутить аккуратно». Иначе его уже предупредили…
А потом… Потом к моему продюсеру Канату Торебаю «залетели» домой с обыском. Антикорр. Они что-то искали, но так ничего и не нашли. Торебая увезли на допрос и продержали там до самого вечера. Задавали разные вопросы, сильно интересовались моей персоной.
После этого стали вызывать всех, кто работал со мной на других кинопроектах, задавая им наводящие вопросы относительно меня. Причем не только финансистов и бухгалтеров, но и каскадеров. Хотя, если подумать, зачем им понадобились каскадеры?
Потом мы созвонились с Нурланом Сабуровым. У нас с ним за последние годы сложились добрые приятельские отношения. Нурлан – разумный парень, очень нацеленный. Мне он интересен тем, что за ним новая эстетика, современная, которую мне пока сложно понять. И тут дело не в том: нравится или не нравится. Мне любопытно – что скрывается за всем этим эпатажем? В чем тут тайна? А там ведь еще и Скриптонит. И Азамат Мусагалиев… Ну в общем, «наши пацаны».
И вот мы решили провести «Диалог» в «Almaty Theatre». Поговорить на все эти живые темы. Все шло по плану, и вдруг, за пару недель до вечера, театр информирует нас о том, что не может предоставить площадку. Почему? Загадка.
В том же театре, но уже 31 мая мы с Еркешем Шакеевым планировали провести вечер памяти, посвященный жертвам сталинских репрессий. Ну тут уж, казалось бы, ничего не должно помешать. Ведь 31 мая – святая дата и Еркеш написал замечательные песни на стихи Магжана, Сакена, Жусипбека, Шакарима… По большому счету это был вечер Еркеша, а не мой. Это ведь его музыка, его концерт. Мне лишь отводилась роль рассказчика. Я должен был рассказать обо всех этих замечательных людях, напомнить об их трагических судьбах…
Однако и этот вечер нам закрыли, сославшись на технические причины. Хотя причину тут, думаю, уже не нужно искать. Все понятно. Причина тут — я. Не Еркеш же… Причем тут он? Еркеш – музыкант и композитор. Любимец публики. И мне очень жаль, что так вышло.
Это я все вкратце рассказываю, опуская подробности.
Я всего лишь хочу сказать, что в этой стране становится просто опасно жить. Фактически уже нечем дышать.
Мы уже не можем достойно похоронить своих духовных лидеров без тупых скандалов и разборок. Мы не можем с ними проститься без унижений и просьб. Более того, нам уже запрещают вспоминать наших отцов, положивших жизни за нашу нынешнюю якобы независимость. Наверняка аруахи создателей партии Алаш шлют нам проклятия с того света. Впрочем, они, наверное, видят, что это не мы, а товарищи при власти все время выдумывают какие-то немыслимые причины, лишь бы отменить, запретить, закрыть…
И это уже даже не позор. Это уже полный демонтаж всех тех установок, на которых мы выросли. Вот это действительно плохо.
Я убежден, что, если так будет продолжаться, то в будущем нас ждет неминуемый крах. Неминуемое нравственное вырождение как нации.
А все дело в том, что нынешние назначенцы по большей части профессиональные разрушители. В своем желании не допустить и перестраховаться, они уже не понимают, что творят. Они уже перешли все границы. Фактически они занимаются диверсией.
Понятное дело, что я не могу смотреть на это молча. Я высказываюсь. И теперь каждый мой шаг вызывает нездоровую реакцию. Снимать кино мне уже не дают. Что касается книг, то мне приходиться звонить в Ак Орду, чтобы мне разрешили их просто подарить. Параллельно в тех же сетях до сих пор появляются какие-то грязные заказные пасквили, где меня обвиняют уже в том, что я подарил Шалу квартиру. Что якобы я купил ее из бюджетных денег.
Должен сказать, что квартиру Шалу подарил даже не я, а мои друзья. Они пустили шапку по кругу и собрали нужную сумму…
Хотя, зачем я это рассказываю? Получается, что я опять оправдываюсь. Кому это нужно? Кто за всем этим стоит?
В общем, все это печально. Меня втягивают в какие-то глупые разборки. Заставляют оправдываться и объясняться. А я не хочу. Зачем? Я это уже проходил в 98-м, когда меня вывели из собственного кабинета в наручниках рахатовские костоломы. В этой связи уголовное дело, заведенное на моего продюсера, заставляет напрягать память.
Одним словом, все это я уже проходил. И вижу, что снаряды падают все ближе и ближе. Поэтому мне пришлось купить билет в одну сторону…
Кстати, по дороге в аэропорт я всюду видел афиши с Ольгой Бузовой. Мне думается, что это – логично. Страна постепенно и неотвратимо катится в пропасть. Я не хочу в этом участвовать. И я не могу больше на это смотреть.
Конечно, можно было бы и дальше делать вид, что все хорошо. Что меня это не касается. Что все пройдет… Но дорогие мои! По крайней мере те разумные, что остались. Ну не все же еще сошли с ума! Присмотритесь, задумайтесь: абсурд у нас превращается в норму. А норма вызывает ощущение чуда.
Так дальше не пойдет. Надо что-то делать.
БОЛЬШЕ оперативных и важных НОВОСТЕЙ в нашем Telegram-канале:
https://t.me/respublikaKZmediaNEWS
ПОДДЕРЖИТЕ «РЕСПУБЛИКУ»
_
В Казахстане почти нет независимой прессы. Власти сделали все возможное, чтобы заткнуть рты журналистам, осмеливающимся их критиковать. В таких условиях редакции могут рассчитывать только на поддержку читателей.
_
«Республика» никогда не зависела ни от власти, ни от олигархов. Для нас нет запретных тем. УЗНАТЬ БОЛЬШЕ О НАС можно здесь.
_
Поддержать нас можно разными способами — они есть на этой странице.
