Толебай Рахыпбеков защитил Ph.D в Японии, является профессором Университета Shimane (Япония) и Manav University (Индия).
Коррупцией в Казахстане пронизаны абсолютно все сферы жизни, но особенно страшна она в медицине, где речь идет в буквальном смысле о жизни и смерти. Разговаривая с доктором медицинских наук, профессором Толебаем Рахыпбековым о текущей ситуации в Казахстане, мы затронули эту тему и узнали много интересного и неожиданного.
Оказалось, что Толебай Косиябекович из личного опыта работы в должности ректора Государственного медицинского института в городе Семей знает, что коррупция, конечно, страшный враг, но бороться с ней можно. Если не победить, то значительно ослабить ее вполне по силам — были бы желание и воля.
— Толебай Косиябекович, как долго Вы работали в системе медобразования?
— У меня тринадцать лет опыта работы в академической среде, был 10 лет ректором в вузе и три года председателем совета директоров АО «Медицинский университет Астана». Но главный мой опыт в области медицинского образования, это, конечно, 10 лет работы ректором Государственного медицинского университета в городе Семей. Именно в этот период я получил хороший опыт снижения коррупции в вузе практически до нуля.
— На Ваш взгляд, с какого момента надо пресекать коррупционные схемы, когда мы говорим об обучении студентов?
— С приема в вуз. Нередко не те люди попадают туда. Например, в Америке 8 ступеней поступления, и из восьми тысяч принимают только сто человек — такой жесткий отбор. Начинать надо с этого, а заканчивать качеством обучения.
— Но для этого нужно изменить всю систему приема в вузы. С чего или с кого Вы начали?
— Со студентов! Есть так называемый GPA – итоговая оценка. Еще есть рубежные контрольные, экзамены, и из этих оценок выводится переводной балл с семестра на семестр, с курса на курс. Рубежки и экзамены занимают в общей сложности 50% от GPA, и вот тут у студентов может возникнуть желание облегчить себе жизнь, то есть не учить предметы, а оплатить рубежку и экзамены. Это самый большой соблазн для них.
И в Семее, в медицинском университете, где я был ректором, мы запустили проект «Академическая честность». Первыми в республике. За основу взяли опыт Тель-Авивского университета, наложили его на нашу реальность и получили рабочий вариант борьбы с коррупцией.
Провели benchmarking (эталонное оценивание), опросы, выяснили на каких кафедрах чаще всего происходят дача и получение взяток, даже выяснили, кто именно из преподавателей этим грешит. По нашим данным, было выявлено где-то от 10 до 24% коррупционных случаев, в зависимости от кафедры.
— А что значит — в зависимости от кафедры?
— Коррупцией чаще «болеют» теоретические кафедры. Преподаватели клинических кафедр, на которых учат лечить, со студентов практически не берут взятки. Так что, кто дошел до этого курса, дальше им проще с этой точки зрения.
В итоге борьбу с коррупцией поручили кафедре, на которую больше всего поступило сигналов.
— От кого были сигналы?
— Только от студентов. Понятно, открыто они боялись об этом говорить, ведь некоторые кафедры сопровождают студентов до пятого курса, но мы организовали анонимный опрос, никто не знал, кто говорит и что говорит. Кроме того, я всем активистам лично раздал номер своего мобильного телефона. Да, у меня были личные агенты, скажем так. Пришли на лекцию, и если там что-то неправильно, то кидают мне сообщения. Скажем, преподавателя не было на лекции, и студенты просто сидели. Или лектор пришел, за 15 минут прочитал лекцию и ушел.
Далее, проводилось анкетирование самих преподавателей. И знаете, иногда 12% преподавателей говорили, что слышали или сталкивались с академической коррупцией.
— А что дальше? Ну вот получили данные и какие действия? Как искоренить финансовый интерес у преподавателей-то?
— Здесь сложнее. В 1999 году я был участником конференции в Варшаве «Десятилетие падения Берлинской стены и уроки борьбы с коррупцией в странах СНГ». И после нее я стал борцом с коррупцией. В ней участвовали, знаете кто? Михаил Саакашвили, Нино Бурджанидзе, Юлия Тимошенко, Егор Гайдар, бывший помощник Ельцина Георгий Саттаров, Хилари Клинтон — с ней, тоже довелось посидеть за одним столом.
Заключительное выступление было Георгия Саттарова. И он тогда сказал, что очень трудно победить коррупцию, потому что она нравится народу. Он привел всем нам понятный пример: «На дорогах у нас как происходит? Выпил, сел за руль, поймали, отстегнул полицейскому 100 долларов и можешь дальше пить и ездить». То есть не работает система повышения штрафов против коррупции и искоренения правонарушений. Поможет только изменение сознания населения.
Вот и в образовании многим студентам нравится коррупция – она позволяет не учиться. Купили экзамен и свободны. Почему так? А нет цели сделать себя конкурентоспособным.
Поэтому я решил начать воспитательную работу со студентов, объяснить им, что только сам человек может чего-то добиться в жизни. Никто другой этого не сделает! Если хочешь стать хорошим врачом, то нужны крепкие теоретические знания и прекрасные практические навыки. Для этого нужно учиться.
— А что из себя представлял проект «Академическая честность»?
— В рамках проекта было обязательное условие: ежедневно за 10 минут до конца занятий преподаватель должен выставить оценки и обсудить их справедливость со студентами. Это помогало осознанию справедливости оценки.
После окончания занятия преподаватель сразу же выставлял оценки в журнал, и их тут же себе переписывал староста группы. И когда мне как ректору звонили влиятельные люди, близкие друзья или родственники студентов, чьи оценки просили улучшить, я не мог их изменить, ведь для этого нужно разговаривать со старостой, представляете? То есть мы такие препоны создали, чтобы даже ректор не мог вмешаться. Студенты следили за этим.
Электронный журнал тоже совершенствовался со временем. Вначале оценки туда выставлялись через 15 дней, потому что не на всех кафедрах был интернет, а потом сократили время выставления до 15 минут. И только один человек, которому мы все доверили и которому, кстати, повысили зарплату, имел доступ к нему. Если же кто-то пытался зайти и исправить оценки, то журнал начинал «кричать», мигать красным цветом и, главное, всем сразу видно, кто пытается в нем что-то исправить.
— Студенты и их родители могли видеть оценки в электронном журнале?
— Да. Мы давали коды входа в электронный журнал родителям студентов до 18 лет, а те, кто был старше, получали их сами, поскольку уже отвечали за свои действия.
К слову, родители перестали жаловаться, потому что у них появилась возможность не только видеть оценки ребенка, но и на каком месте в общем рейтинге он находится. Для тех, кто хотел перейти с платного обучения на грант, это было особенно важно, так как это исключало возможность, что кто-то переставит студентов местами, продвинет кого-то. Потом мы подключили не только студентов к борьбе с коррупцией, но и их родителей.
СЛУЧАЙ ИЗ ЖИЗНИ Как-то ко мне пришла преподаватель и стала жаловаться: дескать, она 30 лет работает и не может сына перевести на грант. Почему? Я ответил, что перевести можно, но нужно заниматься, другого способа нет. Человеческие взаимоотношения, порой, мешали, конечно, но ничто постороннее или личное не должно влиять на повышение качества образования. Поэтому мы создали такую систему, в которой ни у кого не было соблазна. Но если бы вы знали, сколько было обид!
— Каким образом?
— Мы создали родительский комитет, разделили его по функциям. Были группы родителей, которые имели право посещать занятия. Они приходили в 8 утра, сидели на занятиях, смотрели и слушали, как преподают.
Преподаватели сначала возмущались этому, но это надо было сделать, чтобы подключить родителей к общему процессу. Кстати, мы провели впервые в Казахстане и, наверное, в мире съезд родителей, чтобы познакомить их с условиями обучения детей – мы им показали все наши достижения – роботов, клинику, симуляционный класс, общежитие, столовую. У нас были группы с английским языком, которые пользовались спросом.
Врач должен владеть этим языком, сегодня это обязательное условие для его работы. Думаете, почему у нас возникли проблемы с протоколом лечения коронавирусной инфекции? Потому что многие не знают английского языка и не могут посмотреть, что делали врачи в Италии или Америке.
Например, в Японии все врачи прекрасно знают английский язык, потому что им нужно постоянно учиться, отслеживать информацию, 90% которой на английском языке.
— А как преподаватели включались в процесс искоренения коррупции?
— С конкретного примера начну. Мне как-то поступил сигнал перед тестированием о том, что наши айтишники продают ответы на тесты. Что мы сделали? Мы создали новые варианты тестов и загрузили их прямо перед экзаменами. Или, например, узнали, что преподаватель каким-то образом получил тесты и уже даже расписал, кто получит пятерки, а мы взяли и изменили схему приема экзаменов: вечером перед экзаменом объявили, что тестирование будет на бумажном носителе.
— Но у вас же была задача поменять сознание преподавателей, повысить их ответственность. Что в этом плане было предпринято?
— Мы составили и подписали договор о коллективной ответственности. В нем было зафиксировано, что если кто-то из преподавателей будет уличен в академической коррупции, то вся кафедра лишалась мотивационных премиальных.
— Как это выглядело на практике?
— Мы составляли преподавательские рейтинги по двум направлениям. Первое — это научная работа. Один заведующий кафедры как-то получил всего 1 646 тенге, а если бы он заработал высший балл, то получил бы три миллиона. И такая же градация премиальных была в зависимости от рейтингов выполнения показателей у преподавателей. Поэтому у всех были ушки на макушке, преподаватели стали следить друг за другом, чтобы не было коррупции. Потому что если условия договора нарушались, то и премии можно было лишиться, и работы. Например, снимали заведующего кафедры – такие случаи тоже были.
— Преподаватели не начали разбегаться?
— А куда в Семее убегать (смеется)? Тем более у нас реально хорошие условия оплаты труда были. Особенно у тех, кто знал английский язык. Это в большом городе с знанием иностранных языков можно работать в международных компаниях, а в регионах сложно с этим. Мы же специально готовили два-три преподавателя, блестяще знающих английский язык. И они получали пятидесятипроцентную доплату к окладу, еще и ставки им увеличили. Так что смысла убегать не было, выгоднее было соблюдать условия трудового договора.
И еще практиковали замену преподавателей в течение семестра, чтобы не появлялись у них любимчики среди студентов, чтобы все было честно и прозрачно.
Кроме всего этого, в первый год очень хорошо поощряли деньгами кафедру, свободную от коррупции. Все почувствовали выгоду, и на второй год можно было всех награждать (смеётся), потому что все отказались от коррупции. Так что материально заинтересовывали.
А еще все двери хотели в здании заменили на стеклянные. Чтобы прозрачность была во всем:проходишь мимо аудитории и сразу видно, есть ли там преподаватель, занимается ли он со студентами. Все должно быть прозрачно!
К слову о поощрениях преподавателей. Мы проводили конкурс за лучшую идею, за которую победитель получал 100 тысяч тенге. Каждый год этот конкурс проводили. Как-то на награждении присутствовал один профессор с Канады, который работал в Алматы Казахском Национальном медицинском университете им.С. Д. Асфендиярова. Он очень удивился. Помню, он тогда сказал: «Я работал заместителем генерального директора «Всемирной организации здравоохранения», объездил весь мир, в тысячи университетах был, но первый раз вижу, что поощряют за умение думать …». И когда мы отмечали 60-летие университета, то лучшей идеей стала идея преподавателей, которые 20 лет назад внедрили в университете обучение на английском языке. Вот так, спустя 20 лет, за идею(!) получили солидную сумму денег.
— Вас, наверное, боялись? Только вы появлялись в коридоре — шарахались?
— Думаю, меня любили. Когда пришел работать на должность ректора института, я сказал коллективу: «Вы будете плакать два раза, когда я начну работать и когда я уйду». И плакали. Когда провожали на пенсию в 2017 году, говорили, что я был прав.
Кстати, мы приглашали специалистов из других стран, чтобы преподаватели обучались инновационными методами преподавания. К примеру, что такое диагностика по каналам восприятия, то есть визуальная. Я сам, например, мастер нейролингвистического программирования.
Было у нас и студенческое самоуправление, которое полностью повторяло структуру университета — студенческий ректор, который со мной работал, проректор по академической части, проректор по науке, директор музея, директор библиотеки со своим студенческим штатом, волонтерами, студенческие деканаты.
Вот такую создали многоступенчатую систему управления, которая основывалась на контроле. И в результате к концу третьего года с начала проекта нам удалось снизить коррупцию до нуля.
Меня часто спрашивали: «Кто тебе это позволил сделать?» А я отвечал: «Никто!». Наверху и не знали, чем я занимаюсь (смеется).
— Но как вам бюджета хватило на все преобразования, материальные поощрения?
— Да много денег не надо. Многим повышают зарплату на 30-50%. Я же эти деньги, которые были заложены на повышение, клал в резерв. Мои преподаватели должны были повышение заработать.
— Известен ли Ваш опыт борьбы с коррупцией в образовательной среде или хотя бы среди медицинских учебных заведений?
— Все, кто хотел, приезжали и знакомились с опытом, нас много проверяли. Но, знаете, этот опыт просто не хотят внедрять, потому что это невыгодно. Например, я знаю, что в одном из университетов одна из кафедр брала за рубежку — 20 000, за экзамен — 40 000. Через кафедру проходило 2000 студентов, и когда я эти цифры перемножил, то получилось, что примерно 68 миллионов тенге зарабатывал завкафедрой. Представляете, какое там сопротивление пойдет?! Чтобы это сломать, надо иметь большую силу воли.
Когда я пришел ректором в университет, я поставил перед собой задачу подготовить следующую плеяду преподавателей для нашего университета. И за 10 лет мне это удалось: 200 кандидатов и докторов наук, из них 95 — докторов наук. Когда я уходил из университета, было плюс еще 56 докторов со степенью Ph.D. Еще более 50 человек было в процессе обучения на курсах Ph.D, еще больше обучалось в магистратуре.
— Но все-таки, есть еще вузы, где целенаправленно идет борьба с коррупцией?
— К счастью, в настоящее время такая работа началась во многих университетах. МОН поддерживает внедрение проекта «Академическая честность». Инициатором продвижения этого проекта выступила КазГЮА им. М.Нарикбаева. Из источников, доступных мне, в Лигу «Академической честности» вступили и несколько медицинских вузов. Знаю, что за 2018-2019 учебный год в КазГМУ им. Асфендиярова отчислили 306 студентов за нарушение принципов академической честности. Это говорит о масштабности работы в этом направлении.
В составе Лиги также Карагандинский Медунивер. Утвердили проект «Академтческая честность» в Медицинском университете Астаны, и они на очереди на вступление в Лигу. И у каждого медицинского университета свои интересные подходы.
— Есть еще одна больная коррупцией точка — прием абитуриентов. Как Вы ее «лечили?
— Те, кто подавал заявление на платное отделение и прошел порог ЕНТ, все проходили. Я знал, что человек 100 после первого семестра уйдут, потому что коррупции нет, и они просто не потянут. В мединституте надо пахать. Мы даже поставил пуфики в библиотеке, чтобы студенты могли там спать. Я мимо проходил с комиссией какой-нибудь, и говорил шёпотом: «Тихо, дети спят!»
Я уже говорил, какой строгий прием в Америке в медвузы — в 8 этапов. Нам тоже нужен ступенчатый отбор, как у академии спорта или на творческие профессии. Если ты орешь как ишак, тебя же не возьмут песни петь? В медицину тоже не должны проходить случайные люди. Но в целом на уровне приема в вуз коррупции нет. Мы же не принимаем ЕНТ.
— А в системе ЕНТ она есть?
— Да. Это лично мой вывод, основанный на опыте работы. Ведь кто приходил к нам с 90-100 баллами ЕНТ, не все оставались учиться, многие уходили, кого-то отчисляли, потому что не тянули. А вот те, у кого было 70-80 баллов, кто показал реальные знания, они оставались.
Почему так? У меня две версии. Те, кто имел высокий бал по ЕНТ, или купили его и не смогли учиться в вузе, где нет коррупции, или работали только на тестирование, что не развивает критическое мышление. Им очень трудно перестраиваться, а врачу без критического мышления никак нельзя! В медицине готовых ответов, как в тесте, нет. Нужно уметь дискутировать, анализировать клинические симптомы, отстаивать свою точку зрения.
Кстати, знаете, где в системе образования есть еще возможности для коррупции? Это платные летние сессии. Как правило, их проводят некачественно или вовсе не проводят. Летом все в отпусках, контроля нет, все на совести преподавателя. Многие студенты вынуждены приезжать на нее в каникулярное время издалека.
От студентов знаю историю, когда преподавательница целую группу отправила на летний платный семестр, а когда дети стали возмущаться, открыто им заявила: «А как вы думаете, на какие деньги я должна сделать ремонт в квартире?»
— Вы думаете, что надо отменить эту практику?
— Конечно. Достаточно разрешить платную пересдачу в сессионное время, не сдал повторно — отчислили. Это касается факультетов, где бюджетная система обучения, а где кредитная, то студент просто лишается гранта и повторно учиться на курсе уже платно.
Коррупция есть при приеме в магистратуру и докторантуру, получении ученых степеней. Чтобы это нейтрализовать, мы ставили один вопрос на английском языке. И сразу все становилось на свои места, и неважно было, какие оценки они получили по английскому в других университетах.
— Креативно…
— Кстати, у нас в библиотеке были десять комнат для групповых занятий и командных работ, студенты там рисовали или спорили – активный тимбилдинг. Это я канадский опыт адаптировал.
Еще у нас был конкурс на лучшую видеолекцию от лектора. Студенты выбирали лучшего, а администрация его награждала. Я в Гонконге это увидел и решил внедрить у себя.
— Во время пандемии видеолекции стали суперактуальными! А у вас уже, оказывается, опыт был.
— Многие предметы можно полностью на онлайн обучение перевести. Конечно, мы, преподаватели, привыкли видеть глаза студентов, чувствовать их, чтобы подстроиться под аудиторию. Но что делать… Пандемия заставит перейти на, возможно, какой-то микс.
— Какой совет можете дать всем нам в завершение разговора?
— Не надо ждать, когда начнется всеобщая борьба с коррупцией в стране, надо с себя начинать, самим становится кристально чистыми. Вот это и есть главная технология снижения коррупции. А в вузах преподавателям важно помнить, что они не только будущих специалистов воспитывают, но и детей, которые должны стать хорошими людьми. Я всегда говорил своим преподавателям: есть закон кармы, закон Ньютона — действие рождает равносильное противодействие. Сегодня вы с него пять тысяч взяли за экзамен, а завтра он станет плохим врачом, чья ошибка убьёт ваших внуков и моих. Поэтому на всех этапах обучения врача коррупция должна быть исключена.
— Спасибо за интервью!
ЧИТАЙТЕ предыдущие интервью с экспертом по этой и этой ссылкам.
