По мнению предпринимателя Алима Сайлыбаева, в январе в Казахстане прекратил действовать старый, заключенный еще в 1992 году, общественный договор между властью и гражданами, «благодаря» которому в стране так и не появилось реальной оппозиции. Поскольку это мнение вызвало много вопросов, мы попросили Алима Сайлыбаева объяснить, что он имеет в виду.
Гражданство в обмен на колбасу
— Алим, расскажите, пожалуйста, для тех, кто не в теме, что это за «общественный договор» и почему он появился в 1992 году?
— Да, мало кто оперирует такими понятиями как «общественный договор или социальный контракт». Тут речь идет о такой негласной договоренности между властью и обществом. И появилась она именно в 1992 году, когда была принята первая Конституция страны, получившей независимость в результате развала СССР.
Говоря о том времени, важно понимать два момента. На референдуме 1991 года основная масса людей – 70–80% — проголосовала за сохранение Союза, а развалу СССР предшествовал целый ряд межэтнических конфликтов на его территории – от Прибалтики и далее на Кавказ. То есть самый главный страх того времени – межэтнические конфликты и свалившуюся на голову Назарбаеву независимость Казахстана надо было как-то и чем-то объяснять.
— Назарбаеву независимость нужна была или не нужна?
— Назарбаев же метил при Горбачеве в кресло премьер-министра всего Союза. А тут обломилось. Нужно было как-то всю советскую номенклатуру внутри страны переформатировать.
Общественный запрос был тогда понятен: с одной стороны – независимость, с другой – сохранение межэтнического мира. Потому что, как я сказал раньше, вокруг все пылало в бывшем Советском Союзе, люди еще хорошо помнили 86-й год в Алма-Ате. Поэтому в Конституцию 1992 года было вписано положение, чуть ли не в преамбулу, что Казахстан — это страна самоопределившейся казахской нации, что бы это ни значило. Это очень важный момент.
В Конституции 1994 года это положение убрали. Но в общественном сознании Казахстан как страна самоопределившейся казахской нации остался. На 30 лет.
Это была самая главная вещь: Казахстан — страна для казахов.
— А русским что?
— Русским сказали: ребята, вы будьте спокойны, я (Назарбаев) гарант межэтнической стабильности.
— Что представляет собой общественный договор по сути?
— Любой общественный договор создается между властями и обществом. То есть общество согласно соблюдать законы, которые устанавливаются властью, в обмен на некие политические свободы.
В тот момент наше общество отдало свою политическую самостоятельность — гражданские права и свободы — за то, чтобы считать Казахстан нацией казахов и за межэтническое спокойствие.
Назарбаев стал для русских гарантом мира, а для казахов — воплощением казахской мечты о собственной государственности.
И это продолжалось 30 лет до января этого года.
— Почему именно до января?
— К январю казахи поняли, что они ничего в этой стране не значат по большому счету. Недовольство копилось долго. В этой стране они остаются самыми нищими, самыми обездоленными, их можно расстреливать, они не имеют ни голоса, ни власти, ни влияния на власть.
А русскоязычные в январе поняли, что власть вообще не гарант чего бы то ни было. Она ничего гарантировать не может.
— На каком основании вы сделали эти выводы?
— Могу говорить о ситуации в Алматы. В основном на площади были казахи – казахский аул вышел на площадь русскоязычного города, чтобы быть услышанным. Я там был все эти дни, чудом не попал под расстрел, и видел, что там не было ни одного моего знакомого из города.
Городских я там не видел! Ну, может, были единицы, которые погоды не делали. Русскоязычные горожане испугались, они сидели по домам, никуда не выходили. И в итоге поняли, что власть не гарант их безопасности. Они все еще надеются, что Токаев будет оставаться таким гарантом, но уже есть и в этом большое сомнение. И оно будет расти.
Как мне кажется, это самая большая проблема, с чем мы все столкнулись.
— Вы считаете, что оппозиции у нас нет именно из-за этого договора, а если и есть, то очень малочисленная и неэффективная. Как это взаимосвязано?
— Дело в том, что наше общество до сегодняшнего дня не собиралось заниматься политикой. Никто не хотел ходить голосовать, выражать свое мнение. Казахстан сразу же появился как страна политического инфантилизма, с отсутствием желания общества вовлекаться в гражданские движения, не говоря уже о политических.
Я смотрел недавно видео, где Сергей Дуванов (казахстанский журналист и публицист) в интервью про российских релокантов в Алматы сказал, что русские, русскоязычные практически не участвуют в оппозиции. И это тоже часть договора – сидите, в политику не лезьте, вот вам немного экономической свободы. А политическое поле, гражданское поле — это все казахское, потому что Казахстан — это государство казахской самоопределившейся нации. Поэтому сегодня у власти 99,9% казахов.
И этот национальный крен себя сильно скомпрометировал — вначале Назарбаевым, теперь Токаевым, который сейчас на реформы не идет. Так что наше общество было расколото с самого начала и отстранено от гражданского и политического участия, добровольно.
— Но для власти это было удобно.
— Да, Назарбаев сделал для себя рычаг-предохранитель, который оставлял его у власти, разделив общество: одним дал пряник, другим показал кнут.
Казахам показал пряник – мол, я олицетворяю вашу вековую мечту о собственном государстве (и хане) и поэтому вы меня не трогаете, в политику не лезете, я сам со всем разберусь. А русским сказал, чтобы сидели смирно и не дергались, потому что я вам единственный гарант, в противном случае ничего вам гарантировать не могу. Тут же какая то часть русских уехала из страны.
И вот это неучастие в политике – это наш культурный код в данный момент. Здесь нам пенять не на кого, мы сами такие. Более того скажу, в 90-х годах, в начале нулевых, когда появились нефтяные деньги, этим многие бравировали.
Когда я приехал с учебы из-за границы, на меня смотрели как на сумасшедшего, говорили – ты что, в политическую партию устроился? (Я в 2003 году работал в ДВК по приглашению Нурболата Масанова) Ты что дурак?! Все же хорошо, деньги в стране есть, Назарбаев — наш президент, гарант всего.
Большинство тогда бравировало, что политикой вообще не занимается. Это был предмет гордости. Политика это, мол, грязное дело! Ее полностью обесценили, чтобы оправдать собственную продажность – гражданство в обмен на колбасу.
Ну и чего в итоге мы дождались? Резни в нынешнем январе! И мы до сих пор заложники этого.
СПРАВКА
Алим Сайлыбаев считает себя учеником известного казахстанского политолога Нурбулата Масанова*.
«Я учился у него, плюс у меня два британских магистерских образования. В Англии изучал региональную безопасность, политику, дипломатию. Второй диплом у меня в бизнесе и культурологии. После учебы за границей я вернулся в Казахстан по приглашению Масанова. Он позвал меня в 2003 году работать в ДВК, в отдел связи с международными институтами и дипломатическими представительствами. Там я поработал три месяца, а позже остался работать с Масановым в его фонде.
Поняв, что у нас политики и политологии нет, я ушел. У меня очень редкая и до сегодняшнего дня неблагодарная для Казахстана профессия — я занимаюсь развитием. Опираясь на институциональную теорию.
До 2008 года я работал в программах, финансировавшихся USAID и UNDP, где управлял проектами по развитию местного самоуправленияя, инновацийй, сельского хозяйства. С 2008 года я стал независимым консультантом для предпринимателей и занялся развитием креативной среды. Я выступал на первом алматинском TEDx с сообщением о создании креативных центров. И такой креативный центр мы создали – LES на Фурманова-Сатпаева (Назарбаева-Сатпаева). Это была очень крутая штука, мне очень нравится это детище. Но оказалось, что в отсутствии политической свободы, конкуренции, и самое главное обычной производственной индустрии, не сырьевой, а обычной, креативная экономика не нужна никому. В итоге из этой среды я тоже ушел. С 2015 года я занялся развитием сельского хозяйства.
Опыт у меня большой, я с разных сторон вижу развитие нашего общества. Я вижу, что на него влияет, что воздействует, и меня очень вдохновили и одновременно подавили события в январе, когда стало понятно, что старый общественный договор рухнул».
*Нурбулат Масанов, известный казахстанский историк, этнограф, политолог. Умер 5 октября 2006 г.
Эксперименты на выжженном поле
— Вы говорите, что с январских событий начались изменения в сознании людей. И как вы видите формирование нового общественного договора, раз прежний себя исчерпал? Чем он принципиально должен отличаться?
— Принципиальное отличие нового договора в том, что у людей должны быть гражданские права и свободы.
У нас нет какого-то специального особенного пути, все современные демократические государства имеют один гражданский договор – гражданские права и свободы у общества в обмен на согласие соблюдать законы, устанавливаемые властью и государственными институтами.
Этот договор универсален для всего земного шара. Там, где существуют свои особенные национальные общественные договоры, это всегда заканчивается резней. Единственный договор, который может сохранить мир и спокойствие и дать возможность для какого-то роста и прогресса, это договор о создании гражданского общества.
Знаете, после публикации моего мнения у вас на портале, со мной связались некоторые товарищи из так называемой оппозиции. Они заявили, как так, мы три года говорим о новом общественном договоре, мы проводим разные собрания… кстати, в апреле я был на одном таком и ничего не понял.
Я попросил их кратко рассказать, что они предлагают, какой общественный договор. В ответ услышал, что инициаторы сделали список и отправили его экспертам и власти. Представляете?! Они это отправили в Акорду или акимат, я не знаю… при этом мне ничего показать или рассказать не смогли. И до сих пор мы, общество, ничего от них не услышали.
На этом примере, я хочу подчеркнуть, что все наши политические и гражданские организации существуют в парадигме 1992 года, где существует только одно поле, и любое движение легитимизируется только властями, президентом.
— То есть проблема не только во власти, но и в оппозиции?
— Тут дело не в ней. Все дело в традиции казахстанских государственных институтов, институциональная теория все объясняет. Это отдельный долгий разговор, поэтому скажу проще – надо сделать так, чтобы гражданские институты заработали. А чтобы они заработали, ими надо начать пользоваться. А чтобы ими начали пользоваться, людей надо обучить. И не надо всех, достаточно обучить полпроцента от всего населения. Может, меньше еще.
— Среди какой социальной группы?
— Среди молодых, среди тех, кто этого хочет.
— И есть какие-то движения?
— Например, мы создали сообщество «Салем Алматы», куда вошли российские релоканты.
— Релоканты???
— Да, эти люди понимают, что путинскому режиму конец, что рано или поздно, они будут возвращаться обратно в Россию, но сейчас же они не могут просто сидеть сложа руки, они готовы помогать нам.
Дело в том, что управлять нашими странами, Россией и Казахстаном, просто некому, нет людей, которые могут взять в руки гражданское управление, местное самоуправление. Поэтому мы планируем открыть школу гражданского активизма или школу гражданского действия, в которой обучать студентов и молодых людей простым вещам. Например, что такое гражданская позиция. Все эти вещи очень прикладные, и они все касаются местного самоуправления.
— Где эти знания можно будет приложить?
— Например, создать школу по управлению КСК.
— КСК это Кооперативы собственников квартир?
— Да. В городе можно выбрать два-три-четыре дома и сделать медийный проект, в рамках которого обучить жителей, чтобы они ходили голосовать, решать свои проблемы, чтобы они могли выбирать своих председателей и т.д.
— То есть вы хотите пойти по такому прикладному пути — взять конкретный дом с конкретными людьми…?
— Конечно! При наличии медиа из этого можно сделать такое классное реалити-шоу. Показывать, как люди решают свои частные хозяйственные проблемы через гражданское участие. И как только они научатся через год-два выбирать своих председателей КСК, они потребуют выборов акимов городов. И это будут не только лидеры оппозиции и мы с вами, которые ходят на митинги, куда приходит три с половиной человека. Тут КСК выйдут, представляете! Это все очень просто.
Сейчас же в мозгах нашего казахстанского общества сидит матрица, что все должно идти через власть. И если вы заметите, все обращения — общественные, политические — они все касаются только власти. К гражданам никто не обращается. Чтобы ни говорили, все касается властей – критика, поддержка, предложения.
— Но кто-то конкретно должен же все-таки конкурировать с властью? Вы видите кого-то среди той же молодежи, кто мог бы конкурировать с тем же Токаевым?
— Пока нет. Внутри системы нет никого.
Вообще я бы не рассматривал это персонализировано – Токаев или Назарбаев, надо рассматривать власть с точки зрения государственных институтов. Реформы, о которых говорит Токаев, как, впрочем, любые госреформы, всегда затрагивают структуру государственных институтов. Но ничего из того, что сейчас выдается за реформы, структуры госинститутов не меняет. Потому что у нас все формальные госинституты остаются бездействующими.
— Почему?
— Потому что у нас рулят неформальные институты, а формальные институты всего лишь легализуют решения, принятые в рамках неформальных. И там внутри этой системы ничего появиться не может.
Недавно я читал западное исследование путинского режима, а известно, что путинский режим и наш режим – это такие «двоюродные братья», так вот в нем говорится, что единственная стратегия выживания тех институтов, что они построили — это опускание всего общества ниже их собственного уровня. Т.е. все вокруг запрессовать, что, собственно, и сделал Назарбаев в 1992 году.
И до сих пор власть продолжает прессовать, чтобы выглядеть этаким бугром на этой выжженой территории. А поскольку внутри системы нет конкуренции, то власть деградирует. Только конкуренция может позволить чему-то развиваться.
— Получается, внутри этой системы никого лучше уже не будет?
— Там же отбор негативный, поэтому каждый новый лидер всегда будет хуже предыдущего. Заметили, у нас каждый новый аким хуже предыдущего, то же с министрами… Каждый новый закон хуже предыдущего…
Так что ожидать, что кто-то из власти мог бы сделать что-то новенькое – невозможно. Это система, которая закапсулировала себя.
Почитайте внимательно обращения Токаева и увидите, что они не народу адресованы, это обращения к собственной чиновничьей номенклатуре.
Если поставить себя на место чиновника, то можно найти очень много разных сигналов, знаков, которые меняют их жизнь, а если на них смотреть с точки зрения народа, то они совершенно бессмысленные.
Приведу пример. Я даю много тренингов на селе. И когда Назарбаев объявлял о своем уходе, я как раз был с тренингом в Уйгурском районе. Мы вернулись вечером в гостиницу, закатили праздничный ужин по этому поводу. А на следующее утро встречаемся с сельчанами и спрашиваем их: «Вы знаете, что Назарбаев подал в отставку? Как вы к этому относитесь?» Поздравляем их…
А они смотрят на нас с таким видом – ну и что? Ничего же не изменится. Как были у нас районные и областные акимы, так они и останутся. Ноль реакции, они просто проигнорировали этот факт о смене власти в Казахстане.
И я понял, что власть у нас живет сама для себя, а люди существуют сами для себя. И коррупция — это единственная вещь, которая их связывает. Поэтому, возвращаясь к государственным институтам, надо создавать гражданское поле.
Общественный договор это и есть общественная потребность. У казахов была потребность в собственном государстве. У русских была потребность в безопасности. Теперь и те и другие поняли, что эти потребности никто не решает. И эти потребности может решить только и исключительно гражданское общество. Все общество в совокупности хочет быть услышанным.
Сейчас задача рассказать людям, что не надо ждать подарков от власти, только сами, только через гражданские права и свободы вы можете себе обеспечить безопасность и гордость страной и все остальное.
— Но для обывателя же гражданские права и свободы это абстрактные понятия…
— Я поэтому и говорю, что надо использовать КСК, через которые начать решать насущные жилищные проблемы. Это же и есть базовая гражданская ответственность и права и свободы. Они имеют гражданское право руководить своим домом.
— А как быть с сельским населением?
— То же самое – создавать кооперативы и помогать решать собственные проблемы. Помогать избираться людям из гражданского общества в акимы районов и сельских округов.
Я работал два года в Жетысае, в Махтаральском районе, когда руководил программой, финансируемой USAID по улучшению управления водными кооперативами. Там везде ирригация, и надо было всю эту ирригационную инфраструктуру передавать местным кооперативам и улучшать их менеджмент. Я туда ехал с замиранием сердца, потому что меня туда фактически заставили ехать, так как не нашли другого руководителя экспата. И я поехал один – городской такой чувак, не знающий казахского, учить аульных казахов. А Жетысай, чтобы вы понимали, это самый юг Казахстана, южнее Ташкента.
И вот я туда приехал… И меня не то, чтобы в штыки восприняли, люди просто смотрели сквозь меня: кто ты такой, чтобы нас учить жизни.
— И как все сложилось в итоге?
— В итоге все было очень просто. Мы провели с ними обычные тренинги по демократическому управлению кооперативами, по экономическому планированию и финансовой отчетности, и дали несколько инструментов, как можно повышать к себе доверие. Через полгода члены кооператива начали платить членские взносы, собирать деньги, правильно ими распоряжаться… мы там еще с инвестициями помогли.
Через два года они просили меня остаться у них, все 10 кооперативов — 10 сел. Они готовы были голосовать, чтобы я остался в местном маслихате.
Это все очень просто делается – дать возможность людям самим брать ответственность за свою жизнь. Те партии, которые откроют одну школу гражданского действия в городе и одну школу местного самоуправления в селе, через год будут самыми модными и востребованными ребятами.
— Тему самоуправления еще в начале 2000-х активно продвигал Галымжан Жакиянов. Но двадцать лет прошло, а мы опять у исходной точки. Если тогда не сработало, почему сейчас, думаете, сработает?
— Сейчас власть понимает, что если она не даст гражданских прав и свобод, то будет резня.
— Думаете, после января власти поняли, что надо менять отношение к людям?
— Да, во власти есть умные ребята, которые понимают, что у нас может быть либо резня, либо гражданские свободы.
В середине сентября проходил Форум роста (Kazakhstan Growth Forum – площадка для профессионального диалога частного сектора экономики), и на нем прозвучало, что «без реформирования политической системы, честных выборов и демонополизации экономическое развитие Казахстана более невозможно».
Т. е. бизнес и финансово-промышленные группы понимают, что без создания гражданского поля, гражданских прав и свобод, нового общественного договора, экономика тоже расти не будет. Мы зашли в тупик. Да все это понимают.
Выбор: бояться или действовать
— Тем не менее январские события и то, что произошло после них, когда силовые органы жестоко расправлялись с протестующими, многих напугали. Люди боятся и будут бояться проявлять активность…
— Конечно, все испугались, в Алматы до сих пор сидят и боятся. А когда в январе я запостил в Facebook свою довольную физиономию на фоне горящего акимата, на меня ополчилось огромное количество людей. Но страх пройдет рано или поздно. И тогда возникнут вопросы: «Что дальше? Нам ждать второго «января» или как-то действовать?»
— Кто-то конкретно может людям помочь в преодолении этого страха?
— Если тот же Бутя или какая-то финансово-промышленная группа инвестирует в создание инкубатора гражданских проектов, это было бы замечательно. Я бы с удовольствием помог его сделать. Нам нужны гражданские проекты, и при их создании и работе абсолютно не нужно обращаться к власти. Наоборот, даже лучше игнорировать ее.
— Почему?
— Потому что эта власть находится в своей последней фазе развития, она уйдет с путинским режимом.
— С путинским? Вы не оговорились?
— Нет, не оговорился. Мы видим, что наша власть держится на штыках российских десантников. И когда некого будет сюда присылать, народ увидит и поймет. И только от нас зависит, будет ли еще один январь или нет, будем ли мы солидарны.
— Под «МЫ», вы кого конкретно имеете в виду?
— Мы это русскоязычные городские жители с казахским аулом, будем ли мы брать ответственность на себя за управления тех же КСК, будем ли мы солидарны с приезжими россиянами, украинцами, беларусами. Это большой вызов для нас. И, как мне кажется, январь и релоканты — два больших воздействия извне, два больших энергетических удара, которые могут расшатать нас и подвинуть нас к действиям.
Я весь летний сезон провожу в поле и, приезжая в город, мне просто физически неуютно с моими городскими друзьями, которые будто с Луны свалились. Я же приезжаю из реальной жизни, вижу, что происходит в стране. Я вижу, что люди целыми семьями выживают на 5 тысяч тенге в неделю. Но в городе людям совершенно по барабану, что происходит в стране.
Мне очень обидно, что у нас это происходит. Власти ничего менять не будут, им это не нужно, это нужно только нам самим И нужно понимать: чтобы предотвратить возможную в будущем резню, нам надо взять ответственность в свои руки, надо самим начать что-то делать.
ПОДДЕРЖИТЕ «РЕСПУБЛИКУ»!
Через KASPI GOLD, отправив донаты на номер телефона 8-777 681 6594 или на номер карты 4400 4302 1819 1887.
И есть еще несколько способов – они на этой странице.
