«Продолжаем жить при консолидированном авторитарном режиме», — оптимистично сказал в интервью «Республике» правозащитник Евгений Жовтис, комментируя прошедшие 19 марта выборы, которые он настоящими выборами не считает, и страхи Акорды, которые не дали пройти в парламент и маслихаты реально независимым от власти кандидатам.
Предлагаем вниманию читателей еще одно интервью из серии интервью с казахстанскими экспертами по итогам выборов. Мы попросили их дать оценку поствыборной ситуации в Казахстане, и частично их мнения и размышления привели в опубликованном на портале RESPUBLIKA.kz.media анализе Выборы в Казахстане: популизм реформ и страхи постназарбаевской власти.
Но позже мы решили дать еще и развернутые интервью с каждым экспертом по отдельности , так как мнения и оценки каждого из них показались нам очень интересным и заслуживающими внимания широкой аудитории.
Список всех интервью вы найдете в конце этого материала.
Итак, читайте (и смотрите на видео в конце текста) интервью с директором Казахстанского международного бюро по правам человека Евгением Жовтисом.
— Евгений Александрович, 19 марта 2023 года состоялись выборы депутатов мажилиса парламента и маслихатов. Как бы вы оценили прошедшую выборную кампанию? Формально власть их выиграла. Но учитывая, как прошли эти выборы, выиграла ли?
— Ну давайте всё-таки начнём с того, что мы под выборами-то понимаем. Мне очень трудно прошедшее назвать выборами. Да, некие элементы политической конкуренции в этот раз присутствовали — просто за счёт выборов по одномандатным округу и возможности каких-то независимых кандидатов выдвинуться и поучаствовать в агитационной кампании. Но в целом это очень слабо тянет вообще на понятие «выборы».
Мы всё время почему-то выборы сводим к двум месяцам перед ними, когда кто-то что-то где-то может сказать и с кем-то встретиться, и ко дню голосования. Понимаете, новые выборы, и я это много раз говорил, начинаются на следующий день после предыдущих. И первый день после выборов начинается с агитации на будущее, для того, чтобы на следующих выборах набрать больше голосов, прийти, может быть, даже к власти и прочее.
Поэтому если на следующий день после прошедших выборов и в течение всего межэлекторального периода у вас нет возможности реализовать свои политические взгляды через свободную регистрацию оппозиционной политической партии, если у вас нет возможности доступа к общенациональным средствам массовой информации, если у вас нет возможности свободно агитировать и свободно собираться проводить собрания, митинги и шествия и формироваться, как национальный политик (если речь идёт о выборах парламент) или как политик местного уровня (если идёт речь о выборах в маслихата), то вы исходно в день выборов находитесь в неравном положении с теми, кто от власти. Потому что они известны за счёт властей либо провластной партии, они на слуху во всех СМИ, они везде.
К этому мы ещё добавим состав избирательных комиссий со всеми нашими дорогими учителями и прочими бюджетниками, которые аккуратно фальсифицируют всё, что можно и что нельзя. И вы получаете процедуру, которую вообще достаточно сложно относить к выборам. Это некая более-менее политическая конкурентная среда, в которой кто-то выдвинулся.
Плюс к этому низкая явка – она ведь связана не только с тем, что люди апатичны. Мы же несколько последних выборов избирали депутатов только от политических партий — так называемыми закрытыми списками. То есть вообще даже понятия не имели, кто станет депутатом. Мол, партия как наш рулевой сама этих рулевых персонально определит. И это тоже отодвинуло людей от желания участвовать в выборах.
Всё это вместе автоматически не позволяет назвать эту процедуру выборами, это такое назначение депутатов с элементами очень небольшого либерализма.
В основном, прошли те, кто был согласован, те, кто был определён. Там, где это не получалось, были вбросы бюллетеней либо иные технологии фальсификации при составлении протоколов. Результаты были определены в администрации президента. Почему большинство кандидатов, за редким исключением, вообще не вели никакой агитации? Потому что им не надо было никого ни в чем убеждать, избиратели вообще не при делах.
Так что я бы не стал говорить, что итог выборов – это победа власти. Это использование с той или иной степенью эффективности существующих чётко работающих политических технологий. Технологии сработали. Но эффективность технологий стала меньше — это видно и по результатам, которые показала партия Amanat, и вообще по общей реакции на результаты в социальных сетях. Но власть сформировала нужный себе парламент. Он хоть и поменялся, но не сильно. А формирование правительства показало, что вообще ничего не поменялось, за исключением двух человек.
Нет ни победы, ни поражения, есть просто фиксации ситуации. Двигаемся дальше, смотрим, что будет после выборов, при этом продолжая жить при консолидированном авторитарном режиме.
— А можно ли говорить о некоем выигрыше гражданского общества? Ведь одна его часть попробовала свои силы в борьбе за власть, а вторая получила возможность некоторого выбора?
— Ну, конечно, опыт получили те, кто в выборах участвовали как кандидаты, потому что они сделали маленький шажок в политической карьере с точки зрения узнаваемости в соответствующих регионах, набрали определённый опыт политической борьбы. И некоторые из них набрали вполне неплохие проценты, то есть продемонстрировали, что они не лузеры, не находятся где-то на отшибе, а имеют определенный политический потенциал.
То есть наблюдается некое движение вперёд, тем более если власти пойдут дальше и следующие выборы все-таки сделают в формате «50 на50» (50% депутатов будут избираться по партспискам, 50% — по одномандатным округам).
Понятно, почему и оппозиция, и правозащитники, и гражданские действия так настаивали на замене пропорциональной выборной системы хотя бы на смешанную. Она продемонстрирована, что как только появляется маломальская политическая конкуренция, так всё уже не просто у власти, все сложнее, приходится усилия предпринимать для того, чтобы обеспечить нужный результат.
— После выборов со своим видением того, как прошли выборы, выступили независимые наблюдатели. Верите ли вы их оценкам, что результаты вовсе не такие, как их огласили власти — и в части явки, и в части распределения голосов?
— Поскольку я много лет участвую в общественной жизни, то больше, склонен верить, чем не верить. И потом, у меня есть собственные наблюдения.
Обычно серьёзная явка избирателей наблюдается либо в начале дня, когда хотят быстро отстреляться и идти по своим делам, либо в конце дня, когда уже вернулись домой и вспоминают, что нужно выполнить свои гражданский долг.
Я пришёл на участок в полдень и, пока искали мою фамилию, отметил, что на листах, где избиратель оставляет свою подпись после получения бюллетеня, не было никого от слова «совсем» — может быть, одна-две фамилии на целый большой лист. Из чего я сделал вывод, что к 12 часам явка на моем участке была в пределах 2-3%. То есть явка была совсем не та, что показали.
Ну и потом, когда на большинстве участков независимый кандидат набирает определённое количество голосов, а потом обнаруживается, что на закрытых участках, где не было наблюдения, весь его выигрыш аномально перебивается, я готов утверждать, что там либо подбрасывали бюллетени, либо иным способом управляли выборами. Таких аномалий не бывает.
Так что сомнения, что результаты совсем не те, что нам представили официально, имеются основательные.
— На ваш взгляд, почему власти провели эту выборную кампанию с такими нарушениями – снятием кандидатов по смешным основаниям, вбросами бюллетеней, фальсификациями при подсчете?
— Двумя словами — нервы сдали.
А если более широко смотреть, власть всё-таки пошла на по пути некоторой либерализации — под огромной общественной критикой после январских событий, под международной со стороны ОБСЕ. Но при этом полагая, что в любом случае у них всё под контролем, они всем управляют.
Они даже «размыли» выборы через один тур. Если бы выборы были двухтуровые (а в них, как правило, прошли бы «нужные» власти кандидаты и независимые), не факт, что победили бы «нужные».
Но даже в таких условиях власть задёргалась. Я думаю, что были установки ничего подобного – вбросов, фальсификаций при подсчетах – не делать, постараться, так сказать, правила блюсти. Но как их блюсти, когда есть заданный результат (пройти должен тот-то), и он начинает подвисать?
Надо установку выполнять. И они как могли, так и выполняли: вбрасывали, выгоняли наблюдателей… И не потому, что такие злые, а потому что есть задача, которая при честных выборах становится невыполнима.
— И тем не менее, почему не дали пройти в парламент двум-трем независимым кандидатам? Что в этом страшного? Чем и чему они могут помешать? А так власть какое-никакое лицо бы сохранила.
— С моей точки зрения, главное, чем руководствовалась власть, связано с пусть минимальной, но потерей контроля.
Логика проста: мы должны контролировать всё.
Да, эти два-три депутата ничего не меняют с точки зрения принятие решений. Но они начинают говорить, их так просто не заткнешь. Их уже не турнёшь с «Хабара» или с «Казахстана», если они придут интервью давать. То есть появляется, так сказать, область без контроля, и этого власть боится.
Вот главная мотивация.
— Получается, власть в лице Акорды боится гражданского общества? Или это наша иллюзия?
— Я бы не сказал, что власть боится, она достаточно хорошо оценивает потенциал гражданского общества. Но я думаю, что власть в себе не уверена.
Что даёт уверенность власти? Легитимность. То есть если вы выбраны людьми и эта часть людей вас поддерживает — это придаёт вам уверенность. А если никто не избран, и власть опирается только на силовой ресурс и идеологическое промывание мозгов, а не на фундаментальные легитимирующие факторы, то она чувствует себя неуверенно.
Это не столько от страха власти перед гражданским обществом, сколько от ее неуверенности в целом.
— Чего теперь ждать после выборов от власти гражданским активистам? Будут ли репрессии? И если будут – в отношении кого?
— Давайте по прямым и косвенным признакам, сигналам, которые сейчас подаются, попытаемся угадать, что же дальше будет.
Ну вот один из сигналов, который нам сделали в деле Жанболата Мамая: сажать не будем, но полностью исключим из политической жизни.
Я думаю, что в ближайшие несколько месяцев мы будем меньше иметь дело с жёсткими приговорами, связанными с лишением свободы. Если и будут какие-то преследования активистов и политиков, они будут формата light. То есть их будут, так скажем, «подвешивать», исключая из общественной жизни.
Если не будет каких-то форс-мажорных обстоятельств, каких-то вызовов внутриполитического характера, которые власть может рассматривать как угрозу своей стабильности, то продолжится движение по пути некоей модернизации, попыток повышения эффективности системы через институциональные изменения, но при полном контроле и полном купировании любых угроз.
Я думаю, сейчас власть себя застраховала в определённом смысле, хотя никаких гарантий никогда нет. Но тем не менее президент имеет семь лет, парламент выбран, правительство назначено, и можно начинать что-то делать.
А что? Ну, посмотрим.
Политические реформы, как я понял, закончены, значит, будут работать над решением социальных проблем, экономического переустройства, помощи бизнесу и всё такое прочее. Правда, моё глубокое убеждение, что существующая система эти проблемы решить не в состоянии, и в первую очередь надо её саму реформировать. Но так как реформировать — страшно, власть будет пытаться, как я это называю, пробежать между струйками дождя, одновременно держа всё под контролем. И смотреть, будут ли появляться так называемые несистемные вызовы, такие политики национального масштаба, как Мамай.
С кем-то будет договариваться, кого-то перекупать, а кого-то и запугивать, но в режиме относительно мягком.
— Спасибо за интервью!
Читайте интервью с аналитиками по выборам и поствыборной ситуации в Казахстане по ссылкам ниже:
«Цель Токаева — тотальный контроль». Мнение Димаша Альжанова
«Первые репрессии уже начались». Мнение Шалкара Нурсеитова
«Пора уже браться за педагогов». Мнение Толганай Умбеталиевой
ПОДДЕРЖИТЕ «РЕСПУБЛИКУ»!
Можно через KASPI GOLD, отправив донаты на номер телефона 8-777 681 6594 или на номер карты 4400 4302 1819 1887.
И есть еще несколько способов – на этой странице.
